|
ПРАВЫЙ ПРОЕКТ |
Краткий обзор "монархического рунета" показывает, что данная форма правления рассматривается преимущественно с позиций:
"древнее" = "хорошее" ("контртрадиционализм");
"нации нужен отец, чтобы заботился" ("варварский" (общинный) менталитет);
"нации нужен военачальник, чтобы присягать на верность" ("аристократический" (феодальный) менталитет).
Лагерям "интелей" (технократам и идеократам) и "буржуа" (либералам и демократам) монархия, видимо, представляется некоей инф. (инфериорной, инфантильной, инфернальной) возможностью, недостойной серьезного рассмотрения и табуированной в серьезной полемике.
С идеократами и демократами тут действительно не поспорить: конфликт на уровне аксиоматики. Если, однако, рассматривать политические установления: идеократию (известную нам в варианте "коммунизма") и демократию - только как способы реализации общесоциальных целей: интеллектуально-технологического прогресса и экономической свободы - можно показать, что при определенных условиях цели перестают оправдывать средства, т.е. демократия (что еще не для всех очевидно) оказывается слишком дорогой ценой либерализма, равно как как идеократия (что уже общеизвестно) - слишком дорогой ценой технократии.
Концепций, могущих лечь в (а) функциональную и (б) правовую основу монархии как процедуры принятия решений, на горизонте нет. Это, однако, не означает, что таковые невозможны.
История русской консервативной мысли являет собой результат чудовищной провокации.
Довольно небольшое количество людей, пребывающих за церковной оградой, отвергают православие (в том числе вытекающие из него социальные концепты) сознательно. Решение "не иметь с этим ничего общего" обычно вызвано смутно-эстетическими причинами - имиджем ветхого установления, общественным мнением, пропагандой большевиков... и, как ни странно, пропагандой консерваторов.
Я вспоминаю свой опыт обращения. Ничто не протестовало во мне, когда я узнал, что Николай II святой, и что белое движение собирал не "зов крови", а здравый смысл. Что-то, однако, мешало возлюбить до единомыслия тусовку, населяющую разнообразные www.pravo.org, www.rossia.org и www.rus-sky.com; лишь недавно я понял, что именно.
Славянофилы (затем Леонтьев) были реакцией на нашествие левых с Запада, начавшееся примерно с Радищева. Соблазн "использовать оружие противника против него самого" сыграл с "реакционерами" злую шутку. Что противоположно белому? - Черное. - Холодному? - Горячее. - Твердому? - Мягкое. - Левой идеологии? - Правая идеология. Таким образом, государство, созданное серией свободных соглашений, оказалось неявно отрефлексированным как идеократическое.
Между тем, формула Уварова - "православие, самодержавие, народность" - никоим образом не есть идеология. Сущность православия составляет верность Христу (т.е. вполне конкретному человеку), и эта верность состоит в исполнении завета (т.е. соглашения, контракта). Сущность самодержавия (авто-кратии) тем более заключается в верности конкретному человеку (самодержцу), которому (или предкам которого) ты (или твои предки) принес(ли) присягу - но не "принципу иерархии" и не "династической идее", которые (ибо идол в мире ничто) сами по себе не защитят ни от наводнения, ни от турок. Аналогично, народность не заключается в каком-то особенном "общинном духе" (или "национальной идее", которую безуспешно ищут все последние двести лет), но состоит в элементарном рассуждении: приютить соседа Васю, у которого сгорел дом, потому что никто не знает, чей дом сгорит следующим.
Вообще идея "коллективного сознания", "коллективной личности", "народного духа" никоим образом не православная и не европейская. Критерий "духа" Гегеля - способность к рефлексии; но последняя свойственна только разумным существам, т.е. Богу, ангелам (не исключая и падших) и человеку. Единственным коллективом, способным быть субъектом рефлексии, является Христова Церковь, в каковой глаголет Дух Божий (отсюда такие категории, как "соборная полнота" и "consensus patrum"). Во всех остальных случаях словосочетание "коллективный субъект" следует употреблять с той же осторожностью, с какой геометры ссылаются на чертеж - т.е. относиться к нему как к наглядной, но ненадежной и подчас вероломной иллюстрации.
И вот из Контракта, Присяги, Обещания начали делать Идеологию, Служение, Иерархию. Зачем служить Богу, царю, помогать соседу? Русские консерваторы заявили, что Император необходим для воплощения "принципа деспотического единства". "Почвенники" и "общинники" пошли следом и сказали, что взаимопомощь соседей просходит от "ментальности" и "широты характера". И, наконец, "богоискатели" обнаружили нечто подобное - "Духовность", "Красоту", "Добро", - в православии. Затем они придумали Софию, которая объединяет эти категории с мороженым и соломинкой сверху, и поклонились ей, и принесли жертвы.
И тогда Россия рухнула, как это неоднократно случалось с Ветхим Израилем, когда евреи забывали, Кто именно вывел их из Египта.
Как это ни странно, наиболее трезвой на этом фоне выглядит позиция полковника Скалозуба: проблема не в "плохих идеях", а в "идеях" вообще. Общей чертой воззрений марксистов, демократов, фашистов, националистов и "государственников" является ориентация на утопию, т.е. на такой "идеал общественной структуры", который более предпочтителен, чем любой другой. Говоря шершавым богословским языком, речь идет о "катафатической социологии", т.е. о социологии, ориентированной на "пусть будет так" (и после слова "так" излагается некая идея).
Подлинная альтернатива утопизму и "левизне" - апофатическая социология - должна была бы исходить из вторичности идей и первичности интересов. Мы не можем построить Царство Божие на земле - однако понимаем, чего именно в наших силах было бы избежать. Социологу-апофатику также следовало бы отдавать себе отчет в том, что интересами может обладать только индивид, и пресекать попытки приписать индивиду не преследуемые им на практике интересы как схоластические. Иными словами, за каждым "от имени" должно стоять "и по поручению".
Такая социальная модель действительно существует - в том смысле, что существует сообщество образованных людей, занятых ее развитием, распространением и применением; она называется "либертарианство".
Либертарианство обыкновенно представляется нашим т.н. "правым" - тем из них, которые о нем слышали - каким-то изощренным культом человеческих прихотей: "пусть все будет так, как ты захочешь". Однако в нем нет никакого "пусть" и никакого "ты", но есть масса предупреждений о том, что некоторая категория иллюзорна, или что некоторый образец поведения недопустим: например,
Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды;
и бедному не потворствуй в тяжбе его (Исход,
23:2-3).
Либертарианство (и экономический либерализм в целом) упрекают в проповеди "шкурных интересов", т.е. чистой прагматики. Но мне было бы странно видеть православного христианина, который не преследовал бы во всем такой собственной цели, как спасение души (если, конечно, он не пребывает в прелести и не уверен заранее в собственном спасении). Христианство в высшей степени прагматично, и проповедующий обратное - враг Христа и предатель социального учения Церкви, уравнивающий его с масонской автономной моралью.
Выступая против так называемых "прав человека" - в том числе "права на восстание", "избирательного права", "права на гарантированный доход" и "права наций на самоопределение", - последовательный либертарианец солидаризуется с последовательным монархистом, и тот факт, что представители либертарианства заметили это раньше сторонников монархии (см. ссылки), только доказывает, что вменяемых либертарианцев (в том числе в процентном отношении) больше, чем вменяемых монархистов.
Один из самых первых вопросов монархиста либертарианцу примерно таков:
- Но ведь вы против государства? Против налогов, повинностей, границ...
Не так. Против идеи государства, идеи налога, идеи "исторической границы". В сущности, в круг стандартных функций монарха не входит ни одной, которую нельзя было бы квалифицировать как услугу, предлагать как услугу - и требовать с нее плату, как за услугу. От монарха ждут, что он защитит справедливость, т.е. выступит арбитром в споре; ждут, что он оградит от врагов, т.е. защитит определенную территорию от внешнего вмешательства; наконец, от него (начиная еще с Ветхого Завета) ждут установления и квалификации стандарта (метра, денежной единицы или православного исповедания). Сверх того монарх может давать деньги в рост или дарить в подарок, или давать советы по вопросам строительства дорог и окраски заборов; но все это можно вписать в договор и предоставлять по договору, причем в случае, если силовые ресурсы, находящиеся в распоряжении монарха, существенно превосходят все индивидуальные "армии" и "арсеналы", мы не увидим никаких феноменологических отличий "либертарной монархии" от монархии абсолютной.
Простейшая из услуг, которые предоставляет монарх - это право находиться на определенной территории, т.е. право пользоваться содержащимися на ней (и в ней) ресурсами. Hosting model - это и есть "квартиросъемная" модель государства; на ее основе экономист Валерий Кизилов развивает остроумную схему стопроцентного финансирования российского бюджета за счет легко исчисляемых акцизов на нефть и газ (т.е., фактически, за счет ренты за пользование землей).
Монархии не нужно от либертарианства того, чего не нужно ортодоксии.
Либертарианству не нужно от монархии того, чего не нужно ортодоксии.
Итак, ортодоксия (во всяком случае, в части антропологического и социального учения Церкви) может и должна стать посредничающим звеном между монархической и либертарианской мыслью, координируя и направляя их взаимодействие. Монархия (и как образ, и как кадровый резерв) могла бы вывести либертарианство из того интеллектуального гетто, в которое оно загнано "розовым" социал-демократическим истеблишментом. Либертарианство готово предоставить в руки монархистов (взамен любимых последними тостов за все хорошее и твердое) реальные экономические программы и количественные экономические оценки.
Не это ли имел в виду министр Уваров, мир его праху?..