|
ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ |
Наивысшим благом, всецело доступным человеческому пониманию, является уничтожение сказки.
Сино Тау
Кризис современного мира есть прежде всего кризис рациональности; трезвое и последовательное логическое рассуждение в нем не пользуется спросом.
Сказав эту фразу, мы неизбежно окружаем себя "левыми интеллектуалами" {простите за оксюморон} цветов от красного до зеленого, напоминающими нам о "провалах рынка" и о благах, которые "нужны всем", но за которые некого заставить платить. Они расскажут нам притчу про озеро, погибающее из-за того, что заводы, заботящиеся "об экологии", не выдержат конкуренции с незаботящимися. Они даже споют песню про автобус, падающий в пропасть:
Автобус накреняется вниз, в салоне начинается паника, однако обладающий рыночной мудростью спокоен, ему известно, что никто не пострадает. Он рассуждает так: никто из нас не хочет погибать, каждый отдаст последние деньги, чтобы выжить, а значит, в автобусе возник феноменальный спрос... по законам рыночного саморегулирования немедленно появится и предложение, автобус зависнет в воздухе, и нам останется только узнать банковский счет спасителя, чтобы перевести туда деньги. (А.Цветков. Антиглобалист)
Туз выиграл? Нет, дама ваша убита - оттого, что образ мыслей ветхозаветных праведников и христианских святых назовут "рыночной мудростью", он никак не станет новее. А если перейти от кровавых экстремалий к стандартным бытовым ситуациям типа "не курите в помещении", выяснится, что теория "провалов рынка" сама неявно подразумевает неполную рациональность участников игры - разумные всегда договорятся с разумными о том, что в пределах их разумения.
Итак, чтобы "люди поступали по правде", на "правду" (хотя бы на 2x2=4) должен быть задан стандарт и предъявлен спрос. Этот стандарт (и спрос) должны быть внешними по отношению к человечеству, поскольку человечество превосходно обучено самоуспокоению {в наше время это называется "толерантность"}. Мы предлагаем в качестве такого стандарта Новый Завет (в истинно-православном исповедании) и беремся отстаивать следующие тезисы:
стандарт Нового Завета (НЗ) действительно диктует стандарт новоевропейской рациональности (НР);
стандарт НЗ действительно вытекает из НР;
реконструкция НЗ в категориях НР действительно способствует его усвоению;
концепты НЗ, сформулированные в категориях НР, являются эффективными средствами моделирования социодинамических и личнобытийных феноменов.
Здесь и далее квалификаторами "новоевропейской рациональности" полагаются следующие:
Def: Критерий Дьюи (прагматизм) = "истинно то, что полезно считать истинным".
Def: Бритва Оккама (редукционизм) = "из двух равно адекватных моделей истинна более простая".
На вопрос readership о том, не планируются ли "евангелизация", "массовая религиозность" и прочий протестантский энтузиазм.
Сразу уточним, что речь о "евангелизации" шла не как об универсальном средстве от всех клопов (риск "залатать кариес под пломбу" близок к 95%), а как о приоритетной задаче тех, кто называет себя "традиционалистами". Как только последние начинают копаться в канализации и пытаться, собирая следствия (культурные), вернуться к причине (доктринальной), у них получается дрянь - иногда, правда, похожая на оригинал; последняя дрянь будет очень похожа.
Прежде, чем сеять, надо полоть и корчевать. Поскольку нормы Ветхого Завета немножко устарели, корчевать придется суеверия, а не суеверящих. "Этногенетика" становится здесь актуальной почти автоматически, т.к. один молодой народ в плане свободы от суеверий лучше двух старых (а два молодых тем паче лучше одного старого).
Итак, ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА
(при оценке работоспособности программы следует учесть двустороннюю положительную обратную связь эффективности реализации ее отдельных пунктов с эффективностью проповеди Нового Завета)
- корчевка веры-в-предков;
- корчевка "эстетики образа" (в противовес эстетике описания) и происходящего от нее магизма;
- корчевка "альтруизма" (антипрагматизма и антиутилитаризма), и, далее, в целом автономной морали;
- корчевка "естественных прав человека" (дем/соц);
- корчевка фатализма;
- корчевка веры-в-эксперимент (вместе с индуктивным оптимизмом и мечтами о полном хеджировании рисков);
- корчевка "гипотезы автономии" и постановка правильной онтологии;
- корчевка прочих, не упомянутых выше, форм иррационализма;- водворение академической рациональности (в качестве открытого частного стандарта) в ее естественных правах и границах (вплоть до показательных гражданских исков Академии к "экстрасенсам" и "торсионщикам");
- уравновешение акцентов школьной программы между "накормить истиной" и "избавить от иллюзий" (перекос в пользу первого: симптом "третьей этики"?).
Помечтали? Теперь сформулируем
Очистка восточного христианства от "культурного комплекса", ему приписываемого;
расчет мировоззрения, альтернативного европейскому материализму (а равно солипсизму New Age) и способного конкурировать с ним(и) на равных.
Возникающие в полученной философской доктрине выводы ни в одной своей части не противоречат ортодоксальной патристике. Шаг в сторону - побег.
Аксиоматика доктрины (вся или в наиболее неожиданной части) вводится компактно, единым блоком в начале курса. Иначе будет, как с Пятым постулатом Евклида.
Мотивации лица, принявшего доктрину на вооружение, аскетически корректны.
Способность человека (homo sapiens) к рефлексии (самосознанию, "оглядке") установлена эмпирически и обжалованию не подлежит.
Логический элемент ИЛИ-НЕ к рефлексии неспособен.
Игральная кость к рефлексии неспособна.
Черный ящик любой сложности {и с произвольной точностью} можно реализовать при помощи логических элементов ИЛИ-НЕ и игральных костей.
Следовательно, реализация человека включает в себя нечто несводимое к черному ящику какой бы то ни было сложности.
Результат любого классического эксперимента можно воспроизвести мысленным экспериментом.
Результат некоторых мысленных экспериментов невозможно воспроизвести классическим экспериментом {в силу невоспроизводимости акта рефлексии при помощи черного ящика какой бы то ни было сложности}.
Следовательно,
если мы пользуемся редукционной гносеологией (Оккам),
и нас интересует не отвлеченный "гнозис", а практический результат (Дьюи),
мы должны отказаться от категории "классического эксперимента" в пользу категории "мысленного эксперимента",
проводимого единственным {больше незачем} Рефлектирующим.
Def. Гипотеза автономии = предположение о возможности причинно-следственной связи, эксплицитно не отрефлексированной Богом или актуальной вопреки выводам этой рефлексии.
С необходимостью (Оккам!) востребована всеми онтологиями, допускающими автономное существование материи, переживания, знания, опыта, человека (личности), коллектива (общества).
Прямо противоречит Лк 12:5. Является необходимым и (хотя об этом не все помнят) достаточным признаком языческого исповедания (Def: Рим 1:25).
Теперь, задавая три проклятых вопроса (статус реальности, самостоятельность субъекта, природа идеального) мы получаем следующие ответы: реальность не объективна, субъект не иллюзорен, "идея"=высказывание. Это означает, что мы приходим к онтологии Книги.
С этой точки зрения, предельным основанием всякого элементарного феномена является "мнение" Бога о нем (т.е. авторизованное описание), а реальность в целом оказывается мысленным экспериментом (или, если угодно, литературным произведением).
Начиная выяснять, как описание порождает явление (и, вслед за ним, представление), мы неизбежно упираемся в понятие континуума, протяженности. Кант считал, что пространство и время не нуждаются в объ/яснении; Рассел уточняет - они просто-напросто вводятся первыми.
Мощность описания (38 попугаев) не может превосходить алеф-нуль (число натуральных чисел), мощность континуума (17 мгновений) ее перекрывает и равна двум в степени алеф-нуль; о последствиях этого мы скажем несколько ниже.
Объем временного континуума определяется длиной
сюжета.
Объем пространственного континуума
определяется числом dramatis personae.
Соизмеряя их, можно было разбить все непрерывные
(о дробно-размерных см. здесь)
литературные сюжеты на три группы:.
1. Такие, в которых время избыточно относительно пространства.
Их очень любят дети. Персонажи в них идут буквально на счет (фактически формируя пантеон), законченное действие (даже включающее их всех) быстро исчерпывается, и на смену ему приходит следующее.
Такие произведения автоматически распадаются на сборники новелл, а сквозные сюжетные нити обычно ограничиваются накоплением декораций. Таков "Винни-Пух и все-все-все", такова "Ночь большого прилива".
Навскидку выделяются ДВЕ идеи: реинкарнативная (о "многократном погружении в реку") и гедонистическая (об извлечении радости из многократности погружения). Сегодня мы пойдем купаться, завтра - открывать Северный полюс. Послезавтра Кристофер Робин "уйдет от нас", но безо всякого понимания, "куда" (КР-то понимает, а понял ли его ВП?) - и со смутной надеждой на возвращение как на то, что единственно и может оправдать уход.
2. Такие, в которых времени недостаточно для покрытия пространства.
Их любят взрослые. Это - реализм, "кусок мяса из сердцевины", "фрагмент без краев", "Один день Ивана Денисовича". Ярчайшим примером действия, растворенного, теряющегося в пространстве является "Горе от ума" - один день суеты безо всякого результата.
Декларируемые идеи - "подлинность" (эмпиричность) и "тщета". Героев море; но ни один из них не проживает до конца и одной-единственной жизни. Именно от этого рода литературы отмежевался JRRT в эссе о волшебной сказке, когда указал, что формула "стали жить-поживать да добра наживать" - позднейшая, чуждая жанру вставка, что подлинная сказка представляет собой "картинку в рамке", но никак не фотографию.
3. Такие, в которых протяженности пространства и времени уравновешены.
Это - канон классической драмы: с завязкой, развитием, кульминацией и эпилогом, с вовлечением всех действующих лиц в пределы предписанной им функциональности.
Это - элементарный (единичный) мысленный эксперимент, "подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло всё" (Матф 13:33).
Это - элементарная стратегия, приходящаяся на один strategic unit.
Именно такова история человечества с точки зрения Откровения, эстетически превосходящая оба "крайних" варианта истории.
Note 1: Получается, что этнически детерминированные дискурсы "детского" и "взрослого" усваивают на пути к Откровению примиряющую их эстетику классической драмы (см., например, творческие траектории В.Цоя и А.Гайдара в контексте цивилизации Города(Евразии)).
Note 2: Усвоение эстетики описания при этом происходит параллельно освобождению от эстетики образов (поначалу преобладающей).
Тезис: минимально необходимый Рефлектирующий есть Троица, и внутритроичные отношения включают в себя всю полноту феноменологии абстрактного мышления.
И в самом деле, акт рефлексии ("оглядки") открывает три возможных "Я":
"Я-знаю-что", т.е. "тот, кто" осуществляет рефлексию;
"Это-Я", т.е. предмет позитивного знания-о-себе;
"Это-не-Я", т.е. предмет негативного знания-о-себе.
Это вполне соответствует тому, что Предание утверждает о внутритроичных отношениях.
Сын (2) рождается от Отца (1), Святый Дух (3) исходит от Отца (1) и почивает на Сыне (2).
По отношению к реальности (т.е. к Книге) три лица Святой Троицы, соответственно, предоставляют три взаимодополняющие функции Автора, Читателя, Критика: творение, восприятие, обличение. [Отклонений модели от Предания пока не замечено; на первый взгляд, модель можно заподозрить в савелианстве, но это только на первый - см. далее о кенозисе и свободе воли.]
Как (пока) показывают перекрестные обсуждения, конкурирующие модели рефлексии сводятся к вышеизложенной Троичной модели.
Интерпретировав внутритроичные отношения через акт рефлексии, мы объяснили Шестоднев до творения человека (Бытие 2:7); но на последнем должны остановиться.
Почему-то некоторые христиане (я боюсь сказать "многие", чтобы случайно не оказаться правым:) считают, что "душа" - это некое дополнение к "телу", как бы еще одна часть тела - в том смысле, что отношения между душой и телом аналогичны отношениям между вином и графином, или электроном и протоном; иначе говоря, душа и тело составляют систему в том смысле, который в это слово вкладывает системный анализ. Иногда дело доходит даже до "взвешивания души" (сравнения веса до и после момента смерти) как чего-то якобы единоприродного телу.
Эта концепция (*) весьма сомнительна теологически, и вот почему. Допустим, что "движение души" может как-то повлиять на состояние (активность) тела. Это равносильно предположению о том, что "душа" способна, не пользуясь ничьим посредничеством, вызвать сокращение мышцы или, во всяком случае, инициировать нейрон. Чем это отличается от какого-нибудь "телекинеза"? Ничем. Итак, концепцию (*) следует отвергнуть как магическую. Сколь глубоко нейрохирурги ни продвигались бы внутрь черепной коробки, они не обнаружат в ней никаких причинно-следственных связей, кроме четырех физических взаимодействий.
Принципиальное отличие человека от неразумного антропоида состоит в том, что человек может быть спасен, т.е. может быть "отрефлексирован" Богом как "это-Я" (спасение есть о-божение спасаемых). {Проверяем: "это-Я" Троицы есть Сын (Ин 1:1, Лк 3:22); отношение "это-Я" есть рождение, а вступление в "отношение рождения" есть усыновление. Пока все сходится.} Это следует и из "онтологии Книги" (быть усвоенным Читателем и, в конечном счете, самому стать Таковым - естественный предел мечтаний персонажа). Нам сейчас не очень важно, как именно формулируется событие спасения; важно, что оно возможно, т.е. каждому человеку взаимно однозначно соответствует гипотеза о том, что он спасен.
Однако выдвижение подобной гипотезы имеет смысл только в том случае, если она не является ни достоверно истинной (как было бы, если бы человек был Богом по природе), ни достоверно ложной (как было бы, если бы человек не отличался по природе от шимпанзе). Итак, для описания человека знания недостаточно: необходима готовность узнать. Благодаря этой готовности узнать (она же смирение, она же кенотическое самоограничение) человек наделен свободной волей.
Что, однако, является предметом этой свободы? Говоря языком ООП - каков выходной тип свободы воли? Мы не видим оснований полагать, что свобода человека что-либо отличает от свободы Бога, кроме онтологических возможностей ее обладателя. Свобода Бога есть свобода считать, что нечто так, а не иначе. "Считаю" Бога автоматически означает "знаю"; "считаю" человека означает "интерпретирую". Свобода воли человека есть свобода интерпретации реальности (т.е. толкования текста Книги).
Чтобы аналогия была последовательной, предметом свободной воли следует полагать не мнение человека о себе, а мнение о человеке как о персонаже, вытекающее из текста; иными словами, всякий человек есть соавтор самого себя (свобода соавторства конституирует образ, восходящий к первообразу Автора). {Проверяем: окончательное мнение-о-человеке имеет смысл итога серии экспериментов, включающих как индивидуальное поведение, так и индивидуальную рефлексию; таким образом, вера без дел мертва.}
Свободную волю человека характеризует пустота аксиоматики, т.е. достоверное отсутствие посылок, позволяющих достоверно определить ее "выход".
Соответственно, аксиоматика воль ангелов (верных и падших) непуста. Если такие выражения, как "бес блуда", "бес чревоугодия" и т.д., следует понимать буквально, это значит, что аксиоматики воль бесов содержат соответствующие условия в форме "мне позволено..." (в первом и простейшем примере - "мне позволено все"). Ангельским эквивалентом, вероятно, является "мне следует..." - впрочем, за неимением consensus patrum о свободе воли ангелов оставим эту тему "на потом" как чисто иллюстративную и никоим образом не полезную практически.
Совпадение интерпретаций реальности Богом и человеком и есть то совпадение воль (синергия), о котором(й) учит Св.Максим Исповедник. Здесь кроется еще одна возможность "для самопроверки": если бы произволение состояло не в выборе одного из большого, но конечного числа "способов прочтения", а имела бы смысл "вектора", или "желаемого состояния" (как ее иногда представляют материалисты), или "силы" этого "желания", существовали бы только два осмысленных критерия сонаправленности воль: нерасхождение более, чем "наортогонально" (тогда спасалось бы 50% человечества) и точное совпадение направлений (тогда спасение возможно было бы только по особому исключению). Кроме того, ни первый критерий, ни второй не объясняют "кумулятивного эффекта". Акт покаяния верифицирует способность к рефлексии и свободу воли; самооправдание означает исповедание себя несвободным, а неведение (или непамятование) о грехах - нерефлектирующим.
В конечном счете, поскольку Бог есть Тот, Кто подлинно есть (Исход 3:14), гипотеза о будущем спасении человека есть гипотеза о подлинности его существования (правдо-подобии, или праведности).
Итак, подытоживая: человек создается мнением Бога о нем как о подлинно существующем Другом (GM). Бог мыслит о человеке как о разумном (рефлектирующем) и свободном существе, черпая представление о "способности к рефлексии" и "свободе воли" из Себя Самого, но при этом изволяя не определять заранее, как именно они {будут} проявлены в тех или иных условиях. {Мы видим, что это не только семантически, но даже формально соответствует определению любви из Ин 15:13.}
Более подробно следствия из модели, касающиеся Воплощения, Крестной жертвы и Воскресения, изложены в беседе о метафизике Страстей Христовых. А мы перейдем к личнобытию и аскетике.
О Британии.
Как это ни странно (впрочем, совершенно не странно - триллер был одним из самых честных литературных жанров эпохи гуманизма и остается таковым доныне), одну из лучших характеристик новоевропейской парадигмы личного опыта дает Говард Лавкрафт в притче "Белый корабль" {за указание на этот факт следует благодарить В.Головина, автора предисловия к двухтомнику сочинений Лавкрафта издательства "Терра"}. В притче рассказывается о мореплавателе, доплывшем до Страны Счастливых Сновидений ("Сона-Нил"), собравшемся плыть дальше (в Страну Совершенства) и, в конечном итоге, погибшем.
В самом первом приближении сюжет похож на падение Икара; этого, однако, недостаточно - следует выяснить, почему Икар упал.
Вспомним, что британский оккультизм порожден именно традициями британского эмпиризма. Практически все герои-мистики Герберта Уэллса и Конан/Дойля (да, кстати, и сам Конан Дойл) - бескорыстные ученые.
Основное предположение англосаксонского эмпиризма (вытекающее из ресурсократического характера этой цивилизации, начиная с самого Круглого Стола) Фрэнсис Бэкон формулирует так: "чем больше мы проведем экспериментов, тем точнее будет наш вывод". Индуктивный метод предельно органичен для Пастыря Бытия, наклоняющегося и берущего в ладонь комок мертвой материи.
Шаг от ученого к мистику - это шаг от верифицируемого "институционального" опыта к личному опыту.
С точки зрения "спиритуала", играющего в привезенные из Индии "восточные штучки", чем больше ты соберешь переживаний, тем ближе ты к Общей Картине, Высоким Эйдосам. Разумеется, для не ведающего апофатики язычника Со-вершенное - то есть Онтологически Первичное - это Класс и Классификатор.
Британскому эмпирику сложно представить, что ряд последовательных оценок может не сойтись, т.е. что не всякий опыт (experience) - позитивен (в том смысле, что может только добавить определенности, но никак не убавить ее; не уточнить, а... я даже затрудняюсь подобрать соответствующий глагол). Тем не менее, большинству из нас понятно, что лучше никогда в жизни не участвовать в вызывании духов и не пробовать кокаин, чем "обогатиться" подобным опытом.
Конечно, можно не искать "инвариантных" объяснений, а объяснить этот парадокс стечением обстоятельств, аналогично тому, как это любят делать изобретатели вечных двигателей: не работает на шестеренках - попробуем ременную передачу. Нам скажут, что "спириты" ставили эксперименты, условия которых не контролировали до конца; фигурально выражаясь, "разведку человеков переиграла контрразведка бесов, но это не отменяет сам принцип разведки".
Отменяет. Глупо копить банкноты, которые не принимают ни в одном банке. Аналогичным образом глупо накапливать опыт, который не приносит пользы. Критерий Дьюи отсекает его без лишних рассуждений: неполезное не истинно.
{Заметим, что в "играх с реальностью" ставкой является жизнь (и более того: жизнь вечная); в подобных случаях теория игр рекомендует пользоваться критерием Уолда ("максиминным"), т.е. предполагать способность и намерение противоположной стороны ответить наихудшим для нас образом. Если у разумного противника больше возможностей принести нам вред, чем у неразумного, полезно считать противника разумным. Это значит, что, применяя критерий Уолда к реальности, мы вынуждены признать факт существования бесов в силу критерия Дьюи.}
Итак, есть опыт, который лучше не получить. Но означает ли это (как могут испугаться энтузиасты чистой науки), что существует некоторое "подлинное знание", которое объективно хуже иметь, чем не иметь? Отказываясь каким-то образом испытать реальность, отказываемся ли мы при этом с неизбежностью от какой-то частички знания о том, что уже есть?
Если событие (ноумен) или переживание (феномен) не иллюзорны (онтологически первична хотя бы одна из этих категорий), то - "существует", "отказываемся". Но в онтологии Нового Завета, в выведенной нами онтологии Мысленного Эксперимента "иллюзию и картину" (с истинной или нарушенной перспективой) составляют и первое, и второе. Проиллюстрируем это литературоведчески.
Описание предшествует факту. Факт определен настолько, насколько он существенен; о том, насколько дырява сетка описания, замечательно написано в "Понедельнике в субботу" и еще лучше у Сергея Лукьяненко. Если Вы цените эксперимент как метод познания, скажите мне температуру воздуха на тридцать восьмой странице "Мудреца из страны Оз". Если Вы считаете, что вопрос не имеет смысла, ответьте на равноценный (равно-ценный, равно-полезный): назовите температуру воздуха, наблюдавшуюся в момент произнесения Нагорной проповеди.
Эксперимент, результат которого верифицируется волей экспериментатора - это шаг в неописанное, шаг мимо сетки.
А следовательно - шаг в бездну.
О себе
Сергей Переслегин как-то сказал, что "переход к новому типу цивилизации всегда сопровождался сменой типа экзистенциальности". То, что он там пишет о Единой Религии, разумеется, полная лажа, но задачу никто не отменяет ("я бы предпочел говорить о новом типе трансценденции, а не о религии"), тем более, что экуменический синтез именно эту задачу с блеском (в глазах) провалит. Справится ли с ней "онтология Книги"?
Магизм - одна из тех вещей, которые не отпускают: "поскребешь кожу, а там Ветхий Адам". По "глубине поражения" он сравним, пожалуй, только со страстью гордости.
Помысел "сделать что-либо усилием воли" принадлежит к числу тех, которые невозможно "заблаговременно отсечь", потому что между желанием и исполнением нет никакого "благовременного" интервала. Память о том, "как это делается" (а человек ничего не забывает), автоматически делает тебя практикующим.
Практикующий же автоматически находится под анафемой.
Откуда вытекает постановка задачи: относиться-к-реальности так, чтобы соответствующих мыслей не возникало.
Если бы мысль возникала из факта прикладного личного опыта ("практиковал же до обращения! и получалось!") - все было бы просто. Молот Ведьм, Святейшая инквизиция, запрещенные книги. Приравнивая человека, намеренного погубить душу, к невменяемому (каковым он, по-хорошему, и является), а магию - к порнографии, мы примиряем блаженного Августина ("применение насилия к еретикам") с теоретиками если не либертарианства, то умеренного либерализма точно.
Просто - но вряд ли реализуемо в ближайшее время. Нельзя ли в обход (dissolve)?..
...Сразу договоримся, что под магизмом понимаются две разных вещи. Первая - это обрядоверие, или вера в то, что "во спасение" вменяется что-нибудь, кроме мотивации. Вторая (о которой здесь идет речь) - вера в то, что на действительность можно как-то повлиять... как и чем?
Например, вызвать дождь, убив цыпленка.
Бросаем камень вверх, он падает вниз. Магия? Нет, объективные законы природы.
Тычем в свинью иголкой, она визжит. Магия? Тоже нет.
Рисуем на песке пентаграмму, на следующий день умирает правитель враждебного государства. Магия? Магия. В чем отличие?
В средние века обходились патентованием технологий. Требовали обоснование. В патенте (фактически) указывалось, какими законами природы мы пользуемся, чтобы достичь определенного результата при определенных условиях: академическое правило воспроизводимости эксперимента отдельно от воли экспериментатора.
В наше время этого оказывается мало.
Во-первых, психологию в наше время считают наукой. При этом тренинги каких-нибудь "синтоновцев" или "психоаналитиков" отдают откровенной бесовщиной - и попробуй им что скажи.
Во-вторых (продолжая тему разведки и контрразведки). Ничто не мешает "контрразведке" сэмулировать закон природы, анализируя творимые ритуалы и творя соответствующие чудеса в пределах компетенции "контрразведки" - например, в области метеорологии.
Отступление. Серафим Роуз писал, что некоторые номера индийских факиров проваливались, если в помещении творили Иисусову молитву. Аргумент? Нет. Уже сейчас молитвенное состояние рассматривается как особый биофизический факт и, следовательно, может быть сочтено вмешательством в эксперимент ("дырка лобзиком в синхрофазотроне").
В ответе, повторимся, сам эмпирический подход, первый шаг младенца (который есть шаг к смерти). "Нажми на кнопку - получишь результат". "Деньги-товар-деньги". "Штирлиц подумал, ему понравилось, и он подумал еще".
Современный системный анализ еще не пришел к выводу о том, что в отрицательной обратной связи может таиться не меньше опасностей, чем в положительной. Второе доказали экологи (Римский клуб); а первое доказали литературоведы.
Читать произведение, основанное на многократной эксплуатации связи кнопка-результат, скучно. Это либо плохая проза (сериал в стиле фантастики/фэнтези), либо порнография. Наличие у героя Лазерного Гранатомета (фаллического символа власти не только над реальностью, но и над здравым смыслом) почти ничего не говорит о самом герое. Но многократное его применение "снижает образ".
Человек, понимающий себя литературным героем, не нуждается в магии. За каждым его "удачным экспериментом" стоит не знание о законе природы, а знание о сюжете. В определенный момент Автору может потребоваться, чтобы незаряженное ружье выстрелило (или, как чаще бывает, наоборот); законы природы не знают исключений, законы жанра - требуют их со всей композиционной настоятельностью...
Одним из наиболее существенных изменений в экономической практике, вызванных массовым переходом на онтологию Книги, будет пересмотр моделей страхования и хеджирования рисков в части оценки премий за "стопроцентные гарантии".
Существуют ли модели акта рефлексии, альтернативные и несводимые к триадологической?
Возможно ли в рамках доктрины построить последовательные ангелологию и демонологию, не привлекая, а воспроизводя Откровение?
Не выводится ли из доктрины за какое-то конечное число шагов мотивация стоиков (что было бы неприятно)?
Мы рассчитываем на Вашу помощь - и, в первую очередь, критику.
Обсуждение: http://mumidol.ru/about/book.pl?gb=nature