{От вебмастера: текст написан несколько ломаным стилем и может показаться трудным для восприятия. Но вчитаться рекомендую по одной простой причине: я нигде ранее не встречал такого компактного изложения координатной системы "внешней стороны окна" -"деятельной" вертикали и "созерцательной" горизонтали}
* * *
Кристаллизация этой заметки началась во сне, а сон пришел после прочтения одной понравившейся мне статьи (ИNАЧЕ,#4, 2001, с. 56). На самом деле, подобные мысли давно обитали во мне, но только встретившись тогда, смогли родить идею.
Во время одного из своих бесцельных путешествий по глобальной сети я наткнулась на целый сайт одних только фотографий дворов Санкт-Петербурга. Столь любимый мною урбанизм, воплощением которого всегда был Питер, чувствовался даже на плоскости монитора. Это неизменное впечатление, которое уже три столетия подряд производит город, является подтверждением моей предыдущей идеи о том, что он имеет Cознание и именно им определяется последовательность (т.е. логичность), стилистическая выдержанность и закономерная эволюция культуры города. Для сравнения "прошлого" и "нынешнего" восприятия я решила обратиться к творчеству петербуржцев разных эпох.
Первым стал человек. который жил на рубеже веков, как и мои современники, - последний символист Александр Блок. Пугающая лаконичность его произведений живет в питерских проходных дворах. Каждая строфа - описание мертвого городского мира: безлюдные улицы,"ледяная рябь канала", темные, бесшумно движущиееся фигуры. Зловещие образы - атрибуты цивилизации - являются символами духовной смерти, на грани которой находится лирический герой.
{Идея связи безлюдных улиц и "готических колоннад" с "поиском смерти, более окончательной, чем смерть физическая" давно излагалась Даниилом Андреевым (см. описание Дуггура) и наиболее компактно сформулирована СергеемДунаевым. Устойчивое воспроизведение этого образа все новыми людьми (а тут тебеи Шевчук, и Ольга Лехтонен...), ведомыми архетипомУрала ("ретрансляторами-паломниками") наводит на мысль о более глубоких, чем штамп массового сознания, корнях.}
Сразу возникают ассоциации сГлебом Самойловым, который к Петербургу отношения пркатически не имеет, но который говорил о христианстве как о пути "сострадания, принятия боли".Он наставил своего героя на этот путь и не отрицает религиозности своего творчества. Если принимать во внимание современные культы, то интересным покажется сравнение настроения песен Виктора Цоя с произведениями поэта начала двадцатого века.
{Кстати, понятие "практически" очень даже растяжимо. Это значит: не через одно звено, а множеством связей через два. Например, через урбанизм "Черных волков" и "Коммунального блюза"...}
Несмотря на то, что группа "КИНО" у многих ассоциируется с темным временем суток, самые обреченные и мрачные картины рисуюся в их текстах при ярком утреннем свете или при луне. Это соотносимо с четкостью, решительностью, точностью, воплощением которых является Цой. Он построил стены этого проходногодвора.
Блок же - создатель самого прохода - некоторого замкнутого и в то же время бесконечного пространства. Если стены ведут вверх, к свету, к Солнцу (к луне и звездам), то тоннель - вперед, во тьму. И лишь в спину бъет "бессысленный и тусклый свет". В душе ощущение безысходности, смертельная усталость.
Питер - это город одиночества и одиночек. Несмотря на упомянутую втой же самой статье"коллективность" творчества Виктора Цоя и Александра Васильева, Санкт-Петербург - это одно большое, снующее серой тенью по безлюдным улицам, одиночество. "Мы"- идейное, творческое, но не в коемслучае не практическое.
Герой прошлого рубежа веков,волею поэта оставленный в этом дворе, тоже одинок. "Жолтые окна" ближестоящего дома, это чужое тепло только обостряет мучительные чувства. Незнакомые ему темные силуэты усугубляют душевные метания. Он осознает чуждость случайных прохожих и максимально дистанцируется от них. Лирический герой остро чувствует боль и поэтому сразу к нему приходит невозможная мысль: "Весь мир идет на меня войной".
В поэзии Блока, как и в песнях "КИНО", есть черствость и глухота. От каждого следующего слова картина становится еще мрачнее, насыщается холодными красками. Фразы предельно точны - ни одного лишнего слова, любой звук поражат своей отрывистой четкостью. В этом общность их творчества, и в этом же общность замкнутого с пяти сторон пространства двора и "внутренности" тоннеля - в частичной ограниченности.
Стены уходят вверх, и если следовать за ними, то придешь к свету. Немногие из песен ВиктораЦоя несут в себе яркий свет, но их убеждающее действие настолько сильно, что становится очевидным то, что путь этой музыки ведет к небу. Но если Цой шел напролом к своей цели, то Блок жил в сумраке.
Поэтому тоннель направлен вперед, а в конце - смута, неясность. Находясь там, герой чувствует себя обделенным, он в "страшном мире", где "завивает ветер","скользко, тяжко". Опять эти оборванные на полуслове фразы, заставляющие самому домыслить и дорисовать темную улицу, одинокие предметы, "слепой туман" - все, вызывающее "безмолвный страх". Одиночество, которое чувствует герой в поэзии Блока, спроецировано с реальной жизни.
Аналогично и стены, тянущиеся к свету, все-таки не упираются в небо - как и жизнь Виктора Цоя, продвигавщаяся к своему логическому завершению, оборвалась внезапно. "Страшный мир" по Блоку - это наш собственный мир, это окружающая действительность. А стены, возведенные Цоем, так и не касаются звезды - больше нет кирпичей.
Но тоннель - это не слабость. Нужно быть очень сильным, чтобы принять боль. А дальше можно либо наслаждаться своими ощущениями пребывания в сумраке, либо двигаться вперед.
{Сильно и неожиданно. Возможно, надо будет как-то переименовать"созерцателей" и"деятелей".}
Если принимать во внимание хронологию, то получится последовательная цепь событий. Повинующийся воображению Пушкина лирический герой путешествует по красивым ночным улицам, пока собственный демон не заманит его в подворотню (маленький такой тоннель). И там начинается андеграунд, сознание постепенно урбанизируется все больше и больше, заражая восприятие и окружающие предметы. Слова "проход" и "переход" созвучны не зря - их родственность объясняет сумбурность пребывания в подворотне.
Пройдя этот этап, герой попадает в замкнутый двор, ровные стены которого тянутся к небу, но так и не достигают его. Темные или горящие окна, попадающие в поле его зрения, - символы поэзии Александра Васильева. Не в обиду будет сказано, но ему досталась лишь такая второстепенная, сопутствующая роль, являющаяся, однако, еще и связующим звеном в этой цепи. Иначе и не могло произойти с сильной творческой личностью, обреченной жить "в эпоху дешевых коктейлей".
{Скажем точнее: иначе и нельзя описать роль поэта "внутренней стороныокна" (самодостаточного узла) с точки зрения "внешней" его стороны:)}
А свет все еще впереди. Не родился пока тот, кто укажет на холодное северное небо. Но ему суждено быть. И когда это случится, то начнется закрытие долгого сценария под названием "питерская цивилизация". Этот последний поэт завершит миссию, возложенную на творческих людей города его Сознанием.
{Претендовали многие. Из сомнительных примеров -юношеское "Санкт-Петербургское небо" и запал бодхисаттвы с Юга в "Болотах Невы". Последнее - скорее, не самоуверенность, а взгляд очень-очень далеко вперед, то есть"апокалипсис третьего рода"как полное исчерпание миссии Города. А перед этим должны успеть завершиться все субстратные социокультурные реалии, над которыми Город утверждает свое существование. Иными словами, миф Города абсолютен и в силу этого окончателен, "После Города - только кМорю".}
(с) КИта,4.01.2001
Редакция: Weblord LXE,6.01.2001
Обсудить детали | В комнату,лишенную зеркал | В зал ожидания