Тоннель

- Акела, запишись!
(из жизни геймеров)

Зима - это тоннель метро. Единственной характеристикой зимы и тоннеля метро является расход времени на километр жизни. Остальное вторично. Важнейшими настоящими событиями тоннеля метро являются станции пересадок, а важнейшими событиями зимы - бессонные ночи, проведенные за чужими курсовыми работами. Чужими, потому что свои уже давно не пишутся - увезены за сорок километров от кольцевой дороги.

Началось это в ноябре, а может, и еще раньше. Когда сначала вдруг приперло послушать Янку Дягилеву, которая утопилась, а потом от этого внезапно перестало хотеться жить. Это состояние, как впоследствии выяснилось, обычно проходит за месяц, но пока оно есть, им обязательно нужно поделиться. Просто хоть с кем-нибудь поделиться. Например, с лучшим другом.

Лучший друг внезапно вытащил из кожаного рюкзачка стопку компактов, из середины которой торчала невнятная цветасто-глянцевая прямоугольная бумажка, содержащая приглашение на свадьбу. Вещь эта угадывалась давно и была достойным финальным аккордом биографии друга, уже насчитывавшей огромное количество растоптанных девичьих судеб, пятнадцать альбомов "Наутилуса", полтумбочки стихов разного качества, три курса МИЭМа и два прыжка из окна (с шестнадцатого и двадцать пятого этажей); но Павел все-таки удивился:

- Типа, везет людям...

Эндрю, не обратив внимания на реплику, собрал компакты обратно в рюкзак, и они доехали вместе до самого юга, а потом разошлись.

* * *

- ЧТО ЭТО?! Это по радио?
- Нет, я сама купила. По-моему, не так плохо, как тебе кажется.
- А накладными ресницами не отдает?
- Да нет... Ну и что, что она раскрученная? У нее очень хорошо передается вот это состояние тринадцатилетней девочки. И вообще, я не понимаю, почему то, что мне нравится, не должно мне нравиться?
- Лучше скажи, что ты думаешь о Янке Дягилевой?
- Спасибо... Я ее слышала когда-то, мне нравилось... Привет, Данила. Паша, это Данила. Данила, это Павел.
- Очень приятно.

Потом они пили чай. Потом вместе прогулялись к метро, успев за полчаса прийти к принципиальным разногласиям о некоторых принципах мироустройства. Наконец Даня отошел за сигаретами.

- ...Понимаешь, представь, что у тебя есть книжная полка, с которой ты можешь вынуть потенциально любую книгу любого содержания. Ты не знаешь заранее значения ни одного знакоместа. Ты, конечно, можешь считать, что у тебя на полке вся мировая мудрость, но на самом деле это означает, что ты не знаешь, что стоит у тебя на полке.
- В общем, да. Я тоже не считаю, что младенец знает все.
- Кстати, ты в курсе, как звучит запрос на ликвидацию? Просто так, на будущее, вдруг пригодится? "...Чтобы в существовании <ФИО> <срок> была полностью исчерпана необходимость, или произошло то, что я признаю этому эквивалентным".
- Паша, что за детский сад?
- Ну, почему же детский сад... Это оптимально. Это корректно. Это работает.
- Пока.

* * *

Через неделю был темный автобус, границы и габаритные огни которого имели значение, лишь пока он пересекал город; за пределами города шоссе было похоже на трубу, которую каждому предстоит пролететь, когда клеткам зрительной коры перестанет хватать кислорода. Павел прошел по инструкции назад и сразу направо и уперся в какую-то лужу с сомнительным покрытием и не менее сомнительным продолжением. Когда стало понятно, что ни один из гаражей не является столовой видненского асбестового завода, он решил вернуться и идти прямо, но истина в лице двоих подвыпивших местных, поддерживающих друг друга за плечи, оказалась посередине. Охранник показал ему черный ход, по мере приближения к которому шапка становилась все более колючей и у которого его окликнули.

- Естественно, помню, - отозвался Павел, хотя до самого последнего момента сомневался в том, что собеседника зовут Олег, тот самый. - Это здесь человека в последний путь провожают?

Его представили невесте, которая немедленно распорядилась выдать опоздавшему гостю понемногу всего-всего-всего и пошла настраивать музыку. Сначала Павлу опять показалось, что это всего лишь настраивается радио... ну, не может такая мелкость играть на свадьбе программиста! Поверить в то, что это чистая случайность, просто столько взрослых родственников собралось, и они все тупые, и так надо, он пытался еще очень долго. Какой-то знакомый со стороны невесты прокомментировал: "Классная песня. О вкусах не спорят". В конце концов с противоположного края стола по броуновской траектории подошла еще одна аборигенка Химок, которую Павел тоже не сразу узнал.

- Семейная конституция была ужасная, - произнес он, чтобы как-то начать разговор.
- Это я ее писала.
- Прошу прощения.
- Нет, я знаю. Я ни на что особенное и не претендовала.
- Вы не возражаете, если я скажу то, что обычно не говорят на свадьбах?
- Что-что? - она повернулась так, чтобы лучше слышать, потому что музыку уже стало трудно перекричать.
- То, что обычно не говорят на свадьбах?
- Ну, говорите.
- Она в десять раз его примитивнее. Она будет им управлять несмотря на то, что в десять раз его примитивнее.
- Он этого хотел, - пожала плечами Света и повернулась к своему кавалеру, умирающему без дополнительной порции салата.

Эндрю еще что-то говорил ему в углу о ценах на услуги интернет-провайдеров в Подмосковье, но часов с девяти Павла занимала только одна мысль: как бы не опоздать на метро. Его заметили, его вписали в худенький "москвич", направлявшийся в город с каким-то невообразимым крюком, и они с водителем сначала разговорились о прошлом информатики в целом и жениха в частности, а потом Павел минут на пять остался один, все вышли, и в машине играла какая-то тихая мелодия, хорошо ложащаяся на сваренные в кипящем кофе нервы, то ли "Waiting for the sun", то ли "Looking for the summer"... Печка не работала, потому что перед выходом заглушили двигатель, и единственным источником тепла оставалась полная неподвижность... полное равенство всех направлений, изотропность пространства и однородность реликтового излучения, приносящего из всех секторов Вселенной свои обязательные четыре кельвина за неимением большего.
- А я не помню, чье, - пожал водитель плечами. - Это сборник. Ностальгия потянула, купил, вроде бы все нравится.
Еще, погружаясь в метро, Павел вдруг вспомнил зеленую табличку "Выход" у двери столовой: человечек, стрелка, белый квадрат. Все.

* * *

- Вас беспокоят из Олимпийской деревни-98.
Когда-то они оказались вдвоем среди толпы проходящих стажировку на Юношеских играх студентов. Студенты слушали "Ляписа Трубецкого" и громко обсуждали новые марки презервативов, а они запирались от них в кабинете начальника, потому что Павлу доверили компьютер, а Ирине изготовление кофе, а еще потому, что каждому по отдельности не хватало кислорода.
С тех пор они делились кислородом примерно раз в месяц.

- Приветствую. Как дела?
- Во-первых, у меня электронный адрес появился, и я его всем сообщаю на всякий случай.
- Ну, это вряд ли. Но на всякий случай запишу... Да, ты не сказал, как дела.
- Они реализуются...
- Не надо. Если бы все было в порядке, ты бы не позвонил, ведь так?
Павел замялся. До набора номера у него был последовательный набор фраз - о том, как его несколько раз ударили по лицу, как от него ушли все, кого он считал своей командой на всю оставшуюся жизнь... а сейчас вдруг усомнился в корректности такого обобщения. И сменил тему.
- Ты знаешь... Человек, мнение которого для меня достаточно важно, - он расставлял слова, как официант посуду, - утверждает, что не видит ничего конструктивного в том, что я считаю своей творческой программой.
- Конкретнее.
Две минуты игры на понижение.
- Это как раз то, что меня в свое время оттолкнуло. Темная энергетика.
- Я тоже так думал. А потом понял, что у меня нет никаких прав критиковать и вообще оценивать. Просто это мое, это попадание в фокус.
- Да, как у меня с Тори Амос.
- Господи! Что у тебя было с Тори Амос?
- Это моя муза. Что тебя так напугало?
- Где-то полгода назад ко мне на Новом Арбате пристал какой-то тип со смещенным центром тяжести... - голос начал буксовать. - Он спросил, что я купил в музыкальном киоске, полчаса втирал мне про Тори Амос, а потом еще полчаса про Фредди Меркьюри и историю хард-рока. Я тогда особого внимания не обратил, просто кайф ловил, это особое ощущение, когда перед тобой тихий маньяк распинается... А потом понял, что этот канал связи не хуже любого другого.
- Связи с чем?
- Есть только одна система, управляющая неожиданностями.
- Запомни, пусть это сначала вырастет. Ты же хочешь это донести?
- Ммм...
- У тебя есть, что донести? Да или нет?
- Допустим, что да.
- Без "допустим".
- Да.
- Ты должен преподать это как свое. Ни в коем случае не раскрывай источник. Даже из благодарности. Они это не поймут. Меня за это считают почти шизофреничкой.
- А если я собираю команду?
- С этим тоже подожди. Если у тебя будут единомышленники, ты будешь на них работать, потому что тебе команда нужнее, чем им.
- Ты так говоришь, даже не зная материал...
- А я в тебе уверена. До связи. Удачи.

* * *

Ночью снился какой-то абсолютнейший бред, что-то про транспортировку бутылок на лифте. Рядом играли в бильярд, шары проваливались сквозь щели плинтуса и вообще пропадали без вести. Павел несколько раз отмахивался от падающих с потолка кусков штукатурки, затем выхватил у кого-то из рук кий и принял боевую стойку. Перед ним вставали самые разные лица, и он отвечал ударом на каждое, а потом, проснувшись, с ужасом вспоминал, кого успел раскидать по лузам. Помотал головой, повторил самое последнее лицо, после удара по которому проснулся, и понял, что система валится, а говоря по-русски - он сходит с ума. Решив не слишком активно рыться в перепутавшихся извилинах, он прошел три дня на автопилоте, договорился с тремя людьми о встречах и не дождался ни одного, зарылся в Инете, разругался с братом, забившим весь винчестер своими гадкими тормозными игрушками и внезапно провалился в другой сон, который видел два года назад. Это была история про какой-то картонный праздник, с которого они ушли вдвоем с газетной фигуркой, решив, что снаружи лучше, чем внутри... И, в общем, решив правильно, потому что, как только они вышли под дождь, сзади обвалились все перекрытия, и раздался хруст золоченой бумаги с треском все той же штукатурки, и то, что было дальше, протекало в каком-то особом ответвлении пространства-времени, которое связывалось со всей остальной Вселенной только своим началом и завершением. И его страшно тянуло смеяться без всякой видимой причины, и ему было страшно как бы то ни было называть происходящую в нем смену состояний.

Потом он снова ходил к Стене. Уже один. И у Стены оказывался тоже один. Прикладывал руки к щербинкам кирпича и скользкой холодной краске. И спрашивал, и тот, кто стоял за спиной, отвечал: "Проснись!" - а потом каким-то хитрым приемчиком укладывал Павла на обе лопатки...

* * *

В сумке толклись, обзывая друг друга последними словами, дистрибутив девяносто восьмого маздая, Гарсия Маркес, Налоговый кодекс и какая-то мертворожденная технарем книжка по динамическим моделям в экономике. Он ввалился в вагон, почти согнулся, чтобы присесть, но его столкнула какая-то babooska с avoskой:

- ВОЗЬМИТЕ, я здесь сяду.

- Гениальная фраза, - протянул Павел, отшатываясь к противоположному краю и чувствуя, как ребра становятся все более и более бетонными, и как в них слишком четко отдается пульс. - Такой очень правильный глагол употреблен.

Сказал - и страшно стало уже с другой стороны: получилось неожиданно похоже, почти как надо. Повторить бы, естественно, не получилось... Случайная удача... Отдача... Поток крапинок, вырываемых окном из серой мути тоннеля, просыпался через стекло, осыпал его с головы до ног. Счищал, как абразив, что-то жизненно важное, какую-то давно перегоревшую шелуху, ценную герметичностью, но утратившую способность к регенерации. Воздух. Гипервентиляция. На улицах снег утратил свою белизну. Мурашки. Вероятность второй нашей встречи равна нулю. Чем больше вспоминалось это заклинание, тем труднее было дышать. Считался каждый клик пульса. Кактус трудно запинать голыми руками, но можно. Это не любовь. Выходило, что когда слетит последний лоскуток этой шелухи, моторчик остановится. Это неправильно, но он помнит, когда просил именно этого. Значит, все-таки включили... Работает... Надо подумать, как эту гадость хакнуть. Либо постоянно сознательно соглашаться, что там, за спиной, еще не все потеряно, либо вытереть идентифицирующую запись, признать себя прежнего УЖЕ умершим... Не просто признать, а на самом деле логически умереть... Соблазнительное решение, но для этого нужен рывок. А на середине рывка как раз миокард и встанет. Ленинградскому, Ярославскому и Казанскому. А теперь ты не хочешь уйти, говоришь, что не можешь уйти. Да ничего она не говорит уже, давно ничего не говорит, молчит, давно отпустила, это ты сам замотался в колючей проволоке, как котенок в клубке, и жалуешься на судьбу. "Простите, пожалуйста" - "Ничего, на этом перегоне всегда качает". Еще не хватало сознание потерять на этом самом перегоне. Вот так, вроде бы, удобнее... Согнуться, сжать легкие, глубоко не вдыхать... Станция Курская. Сумку держать впереди, а то в давке карман распотрошат. Уходи! Я тебя не люблю!

* * *

Базой называлась потрепанная квартирка с переменным составом жильцов, отличавшаяся особым ритуалом чаепития. На базе его встретил улыбающийся мальчик Василий, сообщивший, что он придумал новый прием карате, а машина вся в вирусах, и ее надо лечить. К моменту прихода Lady Q количество копий вируса снизилось до нуля, а мальчик Вася несколько раз получил по ушам, о чем он обиженно сообщил матери.

- Паша, привет! Он будет жить? - крикнула из прихожей хозяйка дома.
- Кто? Вася? Не знаю. Зависит от его поведения.
- Господи, конечно же, нет! Компьютер!
- Вылечен. Выкиньте вашего Касперского, я вам новый антивирус поставил.
- Ты спешишь или будешь пить чай?
Он согласился. Он объяснил, почему отказывается от кофе. Он рассказал про странную жесткость в грудной клетке, которая донимала всю последнюю неделю и мешала бежать вверх по эскалатору.
- По-моему, ты переработал.
- Не знаю. По-моему, баг программный.
- Ты когда-нибудь перейдешь на русский язык?
- Просто у меня до прошлой недели были выставлены... ммм... некоторые абсолютные приоритеты. Ну, они перестали работать, и я их снес.
- Это правильно.
- Но два года назад я послал запрос, запрещающий мне отказываться от этих приоритетов. Более того, запрещающий себя отменять.
- Что, какие-то болевые точки?
- Нет, под угрозой физической или логической ликвидации.
- Бред. Если я правильно понимаю, Кому ты посылаешь запросы, то Он не может причинить разумному существу никакого зла. Ты не видел себя со стороны. На самом деле ты белый и пушистый. И все-таки откажись от кофе. Ты ведь завтра зайдешь в редакцию? Там недалеко есть магазин, и в нем полмагазина одного чая. В зеленом чае кофеина еще больше, и это более правильно, чем та гадость, которую в твоей конторе называют кофе. Мы все-таки достаточно цивилизованные люди, чтобы не так варварски относиться к своему здоровью. Кстати, диск с шестым номером уже прибыл. Когда ты сможешь его обработать?
- В субботу у меня экзамен.
- Так, понятно. В понедельник у нас выходной. Ладно, созвонимся.

Дома Павлу снилось, как Lady Q пришла к нему в гости в ватнике и валенках и нажимает дверной звонок, а он объясняет ей, что Тот, кто управляет неожиданностями, достаточно корректен, чтобы не делать разумных существ счастливыми против их воли. Утром, стараясь удерживать тело в одном положении, вышел на полчаса позже обычного, добрался до газеты, купил в магазине китайский зеленый чай, а в метро - пузырек валидола, который не принес заметного облегчения; пришел на работу, зарегистрировался, загрузил компьютер, часа два удерживался в кресле, затем отнес в столовую пачку чая, так и не распечатав ее, подошел к секретарше, спросил, нет ли в институте медицинского кабинета, сел на заботливо подставленный стул и стал очень неразговорчив. Его напоили валокордином, вызвали "Скорую", и когда его везли, ему было больно ложиться, он всю дорогу сидел, сжав грудную клетку и с трудом вдыхая, и - одновременно - во-первых, пронзительно захотелось жить, а во-вторых, не менее пронзительно стало понятно, что хватит оговорок и комментариев, что ЕСТЬ этот Город на самом деле, слишком многие уже признали его реальность, и именно ТУДА придется отползать, если миокард не выдержит...

Его продержали в больнице четыре часа, прокололи палец, обругали сторонником антинародного режима и выбросили на улицу с каким-то расплывчатым диагнозом, не имеющим никакого отношения к сердцу, а скорее - к простуде.

* * *

- Паша, это ты? Привет! Что так долго не звонишь?
- Я тебе мэйл посылал, ты что, не забрал?
- Это какой?
- С соболезнованиями.
- Паша, не шути, конечно, нет! У нас на работе начальник решил не продлевать неограниченный доступ, так что теперь просто не знаю, когда еще в Инет выйду...
- Ты лучше скажи, те два бокала не разбились?
- Да нет... А если бы разбились, это было к счастью, - сквозь десятикилометровый подземный ход, протянутый медной проволокой, было отчетливо видно, как стриженая голова расплывается в улыбке. - Да, вот, ты бы мне по модему перекачал свою страничку, а то ты вроде говорил, что дизайн обновил...
- По модему - это гнило, - хмуро констатировал Павел. - У нас и в Химках-то коннект был ужасный, а уж видненская АТС - это, судя по тому, как я тебя слышу, вообще нечто. Давай я тебе на дискете архив принесу. Могу даже сегодня.
- Куда?
- В любое место, где есть компьютер с винчестером, - так нагло, как сейчас, после экзамена, Павел не набивался в гости еще никогда.
- Знаешь, приезжай к нам домой.
- Я адрес не знаю.
- Записывай.

Павел согнулся над сумкой, с трудом удерживая оказавшуюся красной ручку на допустимой траектории по поверхности толстой ксерокопии методички.

* * *

То ли рано стемнело, то ли автобус так сильно притормаживал, но дорогу к проспекту Ленинского Комсомола пришлось искать уже в полной темноте. Пристроившись за аборигеном, он вошел в обитый проломанной фанерой подъезд.

- Ты откуда?! - широко распахнул глаза Эндрю. - У нас же домофон!
- Я такие домофоны одной левой ломаю, - ухмыльнулся Павел. - Даже отладчика не нужно.
- Ладно, - кивнул новоиспеченный муж. - Пошли. Угадай, где у меня компьютер стоит?

Компьютер стоял на кухне. Жена немедленно предупредила, что ужинать будут все, и не далее, как через полчаса, а обращаться к ней можно на "ты", на что Павел категорически не согласился - после чего та обиженно удалилась.

- Кстати, Андрей, поздравь, у меня испытательный срок кончился. Мне зарплату наконец назначили.
- Классно.
- Кстати, ты над таким вопросом не задумывался? Вот иногда мы деньги зарабатываем, иногда как бы получаем просто так. А ты не думал, что и в том, и в другом случае цель одна и та же - дать нам в управление какие-то ресурсы, чтобы мы ими распорядились, ну, как Windows память выделяет. А "за что" это происходит - уже как бы не столь важно.
- Ну, знаешь, это для тебя не столь важно. А для тех, кто тебе их выделяет, это уже как раз очень даже важно!
- А это не означает, что реально выделяют не они, а кто-то за ними? Потому что я никогда большой разницы не замечал, мне всегда казалось, что то, за что мне платят, настолько просто, что платят всегда слишком много.
- Слушай, я тоже так думал... не, все, ты меня перегрузил. Паша, ты у нас экономист, ты и разберись.
- Да, кстати. Я тебе говорил, что меня вчера на "Скорой" увозили?
- Блин, не говорил. А что случилось?
- Сначала думали, что сердце, потом решили, что глюки низкого уровня. Да они сами не знают.
- Андрей, не ругайся, - жена вернулась, выключила плиту, затем принялась за взбалтывание салата. - Паша, вообще-то тебе надо на обследование сходить, разобраться.
- Бред, - махнул рукой Павел. - Факторов там больше одного... Ладно, в лучшем случае привыкну, в худшем... Энди, запиши пароль от моего account'а, на всякий случай.
- Зачем?!
- Ну, не знаю я, что со мной случится послезавтра. Помнишь, ты мне звонил в три часа ночи, а я тебя уговаривал не прыгать до утра? Типа, теперь я прошу. Тварь я дрожащая или право имею?

Энди вытащил из-под клавиатуры клочок бумаги и сосредоточенно выписал ID и пароль. Затем засунул его обратно под клавиатуру, и они развернулись ужинать

* * *

Когда же Павел вышел из вагона и, покачиваясь, пошел по краю платформы к эскалатору, ему показалось, что у этих колебаний есть вполне конкретный смысл. Качнувшись вправо, он попадал в комнату, где люди, отрываясь от клавиатур, отхлебывали крепкий кофе, а иногда даже поднимались, подходили к окну, чтобы покурить или тяжело вздохнуть, и возвращались обратно. В этом мире были три угла в основании - клавиатура, электрогитара и кофе, и свет горел всю ночь. Качнувшись влево, он оказывался на каком-то полузаброшенном заводе, где гулко гремели катящиеся куда-то ведра, рассыпались в агонии какие-то станки, и все было безлюдным, послевоенным и черно-белым, насквозь процарапанным колючей проволокой. В этом мире смотрели не из окон, а в окна. Направо... Налево... Направо... Налево...

Так и не определив, куда именно следует повернуть, Павел прошел строго посередине, наступил на ребристую ступень и понял, что вышел двумя станциями раньше, чем следует, а теперь приедет точно домой, только если дождется единственно правильного автобуса. Он заказал Nescafe со сливками - в основном для того, чтобы погреть ладони, - немедленно пролил его в рукав, отряхнулся, затем развернул блестящий журнал и принялся читать по диагонали, смахивая перчаткой снежинки.

* * *

Ты смотришь мне в глаза, а я смотрю вперед,
Ты говоришь, что я похож на киноактера,
И ты меня зовешь, а я иду домой,
Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро.
Ты - так любишь эти фи

- Ты мне звонил?
- Да. Поздравлял с Новым годом. Ни пуха. Кстати, как твоя сессия?
- Сессия нормально. Вот, сегодня зачет еще один сдала, на пять... Паша, ты знаешь, что Данька порезал вены?
- Что? Окончательно?
- Нет, он как бы в больнице... Я его бросила, и он порезал вены. Мне его сестра вчера позвонила, говорит: "Я ему ничем помочь не могу, ему ты нужна"...
- Так, и что?
- Ты знаешь, я вчера таблеток каких-то наглоталась... А утром мне дали успокоительные, восемь штук, а потом я сама выпила еще восемь. Ты знаешь, все это такой бред... Ну, такой бред... Ну, зачем все это? Ужас, опять в комнате все углы смыкаются.

Павлу пришла в голову основная теорема геометрии Лобачевского. Он прогнал эту мысль, потому что она заставляла смеяться. Смеяться было бы неправильно уже из соображений любопытства.

- Это такой бред... Скажи, что от этого может быть?
- Ну, речь ты, по крайней мере, контролируешь. Пульс какой?
- Вроде бы нормальный.
- Давление?
- А я не мерила...
- Голова в области глаз или затылка не болит? Легкость в мышцах?
- Ну, есть... Слушай, а я с ума не сойду?
- Не сойдешь. У тебя есть активированный уголь?
- По-моему, уже поздно.
- Тогда иди и завари зеленый чай. Есть у тебя?
- Есть, но я уже встать не могу. Лучше я так прямо засну.
- Тогда ты не выспишься к утру. Вот прямо сейчас, когда мы закончим разговор, встанешь и заваришь. Потом выпьешь, разбавив холодной водой.
- Слушай, мне так его жаль... А когда я жалею, все остальные чувства, они пропадают... Чисто по-матерински жаль... Я сойду с ума?
- Жаль тех, кому удается. А здесь все было по сценарию. Просто тебя отключили от одного сценария и подключили к другому. С минимальными затратами времени. Просто в этом человеке была исчерпана необходимость. У меня тоже такое было, причем это был просто друг - и тем не менее я тогда шел по середине Сколковского шоссе и думал, что если меня собьет машина, это будет закономерно и правильно. В итоге я пришел в общагу, никто меня не сбил, и я понял, что для чего-то это надо. А цепляться за отыгравший сценарий - это гнило, понимаешь? Это не любовь.
- Он же теперь сессию не сдаст...
- Гениально. Сессия - дело жизни и смерти. Да, у тебя мантры далеко? В исполнении столь презираемого тобой БГ? Вот выпей эти листья и поставь кассету с мантрами. Относись к ним, как хочешь, но мышление они стабилизируют.
- Слушай, ты так говоришь, как будто сам ничего не чувствуешь...
- А оно надо? Знаешь, есть такая вещь, как иммунитет. И, в частности, она есть у меня. И, знаешь, она такая полезная штуковина.
- Знаешь, позвони мне еще... В три часа ночи, когда хочешь.
- Поздно. Лучше завтра.
- И еще - мне надо лекции распечатать, я тебе должна дискетку отдать...
- Завтра и отдашь. Тем, кто ложится спать - спокойного сна.

Павел положил трубку с таким чувством, будто проводил посла из Аргентины. Надел наушники. И минут двадцать был со всем-всем-всем абсолютно согласен, пока не заснул:

Темные улицы тянут меня к себе,
Я люблю этот город, как женщину Икс.
На улицах люди, и каждый идет один.
Я закрываю дверь.

Я иду вниз.