Жара

Июньский снег горит, как спирт, июньский снег летит, как пыль.Л.Б.

Мне всегда было смешно писать рассказы. Смешно и немного страшно, потому что всегда пишется об актуальном. Приходится задевать локтями уйму народа. Народ обижается, потому что когда пишешь рассказ, пишешь, что думаешь, а не то, что они думают о том, что я думаю о них. Иногда даже получается отрицательная линейная корреляция. Именно для этого я стараюсь писать от третьего лица. Не обижайтесь.

Только что, кстати, звонил один из тех, которые до сих пор уверены, что я в их команде. Наивные... "Я не знаю, как мне дать тебе понять, что я уже не тот..." Terribly sorry. У меня другая команда. Я вечный доброволец и вечный дезертир, а потом заново. Я несу с собой уставы всех позорно кинутых мной монастырей, и они как-то очень добрососедски умещаются в моей черепной коробке. Даже странно. На такое смешение языков тоже многие обижаются. Не обижайтесь.

* * *

Когда Павел вышел из затоптанной квартиры в Центре Изучения Гражданской Обороны, ничего общего не имеющей ни с Егором, ни с Янкой, на улице как раз сложилось то розово-оранжевое освещение, в котором детали еще различимы, а оттенки потерялись. Машины скользили мимо, он старался их не замечать, даже переходя им дорогу, и эта полная взаимная обтекаемость закономерным образом дополняла то ощущение тумана, звона и невесомости, которое хотелось пронести как можно дольше, не замечая продавцов газет в переходах, документов в карманах и табло, показывающих время. В ушах еще стоял голос, дотягивающий строчку над зависшей гитарной паузой, слова, из которых запомнилось только их звучание, лес и крепостную стену в лесу, которые сами вставали перед зажмуренными слезящимися глазами, и рассыпающийся звон стеклянных палочек, которые два года назад приветствовали на ныне покинутой базе гостей, а сегодня реинкарнировались в забавным образом выточенные десятисантиметровые гвозди на ниточках. Лестница уходила вниз ступенями по полгода (а может быть, по полтора года), и освещенность везде совпадала.

Два года назад все было очень просто. В мире был один хороший человек, много плохих и несколько исключений из этого правила. Павлу стало немного стыдно за то, что о поломке отношений он пожалел исключительно из-за того, что теперь ему трудно убедить себя быстро встать или бежать вверх по эскалатору, и он теряет из-за этого минимум час ежедневно... но, с одной стороны, так оно и было, а с другой - позиция второго участника разрыва была совершенно такой же.

Сейчас он говорил, а его слушали. Он прерывал одних собеседников и переходил к другим, потому что такова суть вытесняющей многозадачности. Он закрывал одни темы и открывал другие, исходя исключительно из какого-то внутреннего порядка этой трудноразличимой мелодии. Дерево росло, люди подходили к нему в антрактах, на улице, в интернете, во сне. Однажды он записал во сне два и-мейла, с утра написал туда, и, судя по тому, что письма не вернулись, оба адреса реально существовали. Правда, ни один не ответил.

* * *

А на следующий день наступила жара. Десять лет назад она случалась в июле, а потом ей надоело ждать, и она приходила, когда хотела, как тот, кто сначала был гостем и ждал приглашения, а потом приобрел статус своего в доску товарища и заходил в любое время суток с применением правой ноги (или левой, судя по тому, с какой стороны были расположены дверные петли). На этот раз она нагрянула в середине апреля. Кошки выползли на асфальт и вылизывали лоснящуюся шерсть, выплевывая отлинявшие клочья. Вместо провисевших всю зиму серо-коричневых кисточек ушастых семян на деревьях распустились салатового оттенка соцветия, которые горстями опадали на землю, начинали там гнить, не прекращая цвести.

В первом классе Павел даже собирал их, как собирал все распространенное и растительное. У них был характерный сладковатый запах, их хотелось подарить то ли маме, то ли некой ныне забытой однокласснице, но руки не дошли - было много других важных дел: извлечение золота из битых тарелок с золотой каемкой (failed), электролиз поваренной соли (passed), экспедиции на велосипедах (passed), победа над агрессивным блоком НАТО (failed), рисование про это комиксов (passed), постройка подводного города (failed) - много чего. Потом были более серьезные дела - контрольные, экзамены, экстернат... Экзамены он сдал, а жара осталась, и запах остался, только приелся до боли в ноздрях, до тошноты, сначала стал вещью, которую не замечают (как ту одноклассницу), потом - вещью, которую терпят (как мать), потом - вещью, которую совершенно невозможно терпеть.

* * *

Утром надо было встать как можно раньше и уйти, а он провалялся от усталости на час больше положенного, унес заваренный кофе в комнату, потому что на кухне в засаде подстерегал запах рыбы, надкусил пряник, выбежал на лестницу - запах не исчез. Он не преследовал - он просто был повсюду. Нельзя было глубоко вдохнуть, нельзя было сглотнуть слюну. Выйдя из метро, он впервые отклонился от маршрута, пошел дворами мимо решетки, скрывающей раскопанную теплотрассу, по грохочущим доскам. Везде были люди, они были похожи на рыжих домовых муравьев, облепивших оставленную нерадивой хозяйкой крошку колбасы. Не дышать. Отвратительный город.

Институт - коридор - паркет - кафель. Кран. Забрызганное зеркало, теплая вода со слегка кисловатым вкусом. Полоскание рта. Тщательная протирка пальцев. Машина для сушки рук - расположить ладони параллельно потоку воздуха, чтобы в соответствии с законом Бернулли вода скорее испарялась в области низкого давления.

* * *

Пришел. Набрал пароль для забора почты. Сначала показалось, что чатру снова сошел с ума: восемьсот семнадцать писем в ящике - это зашкал. Потом посмотрел статистику. Сайт убили, сделав инъекцию, повышающую кровяное давление: десять, пятнадцать, двадцать человек в минуту, а потом он перестал отвечать. Умер. "Копия этой чуши направлена провайдеру для отключения". Расстрелян в упор чатланской администрацией. Через несколько дней до Павла дошло, что учетную запись следовало уничтожить самому, а потом, переждав, пересоздать заново, но эта мысль была слишком искусственной, чтобы прийти сразу-же-после.

Кому-то это было нужно. Те, кто сделал рассылку, умеют рассчитывать двухходовки. Эти люди не лишены чувства юмора. Этим людям было жизненно необходимо, чтобы его сайт перестал существовать. Он уже кому-то мешает - это вселяло некоторую уверенность, тень полковника Аурелиано. Придется прятаться.

Он встал с места, вышел, нажал тремя пальцами на замок, вытянул дверь на себя. Отсыпал в чашку кофе со сливками - может быть, слишком крепкий, но именно такой, каким должен быть кофе со сливками. В чайнике была горячая вода, она обжигала ладонь даже через пластик, как раз так, как должна обжигать горячая вода. Рядом стоял кувшин с холодной водой. Как раз такой, как полагается, хотя если пить ее рядом с открытым окном, можно простудиться. Павел не стал закрывать окно, он просто смешал все вышеперечисленное и выпил, считая по слогам до четырнадцати: "Конь на болоте, да конь через болото в пень".

* * *

Вечер после концерта. "Праздный вопрос после шумного праздника - счастлив ли я?" Пожалуй, что да. Был такой алкогольный анекдот про бутылку, из которой отпили заяц, лисица и медведь, а волк пришел последним и думал, на что каждый пригодится. Медведю предназначалось быть партнером для спора.

- ...традиции и эстетика?
- ...это, по-моему, главное. Вот это необъяснимое - это главное.
- Смотря с какой стороны мы подходим - со стороны искусства или со стороны жизненной позиции. Для искусства важна создаваемая неочевидность, количество информации. Но жизненная позиция - норматив - должна прежде всего быть компактной и неизбыточной. Именно поэтому из всех ветвей христианства мне больше всего нравится ислам.
- Хм... а как же православие?
- Ужасно избыточная вещь. И прошу обратить внимание на то, что православия в чистом виде нет, есть его смесь со славянским язычеством.
- Ну, есть такой автор, вот он доказал, что все христианство пошло от Вед, и Иисус был одним из семидесяти князей...
- Случайно не академик Фоменко (лопата:-)?
- Да нет... (проглотил? не понял?) В общем, православие - это ниоткуда не пришло, это исконно русское явление.
- Ну и пусть. Все равно отстой. Лично я ощущаю себя представителем совершенно другого архетипа. Глубоко враждебного славянству.
- Ну, на то и государственная власть, чтобы удерживать в рамках одного государства конфликтующие архетипы.
- Спасибо, не надо. В чем тогда ее цель? Что она дает?
- Да ничего не дает. Она нужна сама по себе. Если какой-то этнос или архетип угрожает целостности государства, его нужно ограничивать, с ним нужно бороться.
- Ого... Здравия желаю, Иосиф Виссарионыч. Депортировать и расстреливать?
- Зря смеетесь, если бы Советский Союз еще существовал...
- Если бы Советский Союз просуществовал еще десять лет, - Павел подошел ближе, а медведь отшатнулся и скользнул плечом по мраморной облицовке, - мы бы сейчас летали в атмосфере распределенными облаками радиоактивной пыли. Меня такая перспектива не радует. И если федерация просуществует в нынешнем виде еще десять лет, будет то же самое. Но она не проживет десяти лет.
- А я думаю, все будет хорошо.
- Встретимся через пять лет, поговорим... где-нибудь...
- ...в районе Магадана?
- Нет, в районе, наверное, Твери. По радиоперехвату. А теперь идите в речку, мой фюрер. Не портите мне настроение.

* * *

Питер.

Самым неприятным в движении туда и обратно были не отвратительные жующие и мочащиеся гопники, не страх опоздать и не зашкаливающий шумовой фон. Самым неприятным было ощущение нахождения НА ВИДУ - ты в наушниках, ты их не слышишь и не хочешь слышать, не видишь и не хочешь видеть, а они все рядом, каждый может показать пальцем и ухмыльнуться. Экскурсовод всю дорогу сочувственно улыбается, на пятисотом километре просит показать, что Павел слушает. Скрывать нечего. Припухшие от утреннего холода пальцы переворачивают стопку кассет, потом возвращают. Застегнуть карман на молнию. Мы не опоздаем? Белая табличка: "ПРОВЕДУ ПО ГОРОДУ". Рядом никого нет. Место временно свободно. Фотоаппарат щелкает вхолостую, еще один повод поненавидеть себя - техника для чайника, а он еще не успел освоиться.

Станция метро "Ломоносовская". Очередной диалог типа "а Вы не меня ждете"? Пойнтовка объявляется открытой. Нет, вписок никаких нет, придется звонить друзьям. Общий знакомый из сна по имени "Max the Rouge" внезапно обрел реальность, немного изменившись в фонетике и оттенке. Еще один повод не сомневаться в суке, на котором сидишь.

Васильевский остров. Залив. Узкая оранжевая прорезь над водой - рассвет. Сам виноват - писал, что хотел простудиться, и, вероятно, простудится. Чай. Пятнадцать минут на сборы - "этим утром ты будешь жалеть, что не спал". Невский - уже не как в первый раз. Не стояние на коленях, а фамильярное похлопывание по плечу. Сначала Павел стыдился, потом начал понимать: просто новая стадия отношений. Он приехал не объясняться в любви, а забивать стрелки.

Нож режет воду. Улажено за пять часов. "Я из мск, у меня есть группа из Казахстана" - и дают домашний адрес, предлагают чай, отрезают ленту билетов и говорят, что хотят еще. Павел оторвал с собой восемь штук, твердо зная, что сам на концерт не приедет. Вебмастер без сапог. Можно сдуть с потрескавшейся краски пыль, отсидеться на холодной скамейке, потом ехать отсылать почту. Потом - еще двадцать четыре часа беготни, фотоаппарат в дрожащих от холода руках видит лучше тебя самого, кафе, кофе - три чашки, чтобы не уснуть до отплытия - отлета - бегства. Спать. Гопники всю дорогу поют песни, вспоминая только припевы. Тишины не будет, не надейся. Плейер, капюшон, батарейки на последнем издыхании. Первые аккорды - нет, "Группу крови" так слушать нельзя. Скользкие пальцы заменяют кассету. "Фредди мертв, Хендрикс мертв, Моррисон мертв, а ты еще крепкий старик, Розенбум!"

Москва.

* * *

Всю неделю Павел ходил, пошатываясь. Остаточные явления. Пятьдесят шесть часов на ногах - это больше, чем необходимо, чтобы сойти с ума. А может, сыграли не пятьдесят шесть, а те пять. Он почти физически ощущал протекавший (или еше протекающий?) сквозь него плотный поток структурированного норматива, Так-Надо. Нагрузка на проводник вызывает износ, усталость кремния. В то утро, когда он шел с автобуса, продавщица шоколадок в киоске поняла его с третьего раза. Мать поняла с четвертого. Попросил разбудить в час дня, проснулся к вечерним новостям.

Человеческая масса, съежившись, сползает в метро.

Около метро - всю неделю, двадцать четыре часа базарный день. Шашлык. Тошнота от разлагающейся органики. Вообще от любой органики за исключением очищенной целлюлозы.

Года два назад он часто представлял, что попадает под мелкий пронизывающий дождь. Это было похоже на дефрагментацию диска, проясняло сознание. Теперь вместо этого Павел отчетливо представил, как пройдет ударная волна. Где будет расположена точка наивысшей жары (ориентация в пространстве отлажена с детства - где север, где юг, где центр). Сначала излучение - парусина сгорит мгновенно, а киоск стечет жидким металлом. Потом, почти одновременно - шашлычный лоток и вот те "Жигули". Потом пройдет разность давлений, она протащит окисляющиеся комки по фундаменту вот того кирпичного дома. Земля оплавится в стекло, асфальт, наверное, выпарится в песчаник. Белый плевок, картонная коробка, банановая кожура, обрывок сине-белой газеты с нарисованным в углу гербом исчезнут практически мгновенно, без особой разницы во времени между ближним и дальним уголком предмета.

Стало легче. Павел прошел в переход, придерживаясь за перила и пожимая затекшими плечами.

* * *

Воскресенье - встречный визит. Его черед подбирать вписку. Карманы набиты пачками помятых и затертых бумажек с телефонами и адресами. Они мнутся и рвутся, потому что самое тяжелое и самое нужное всегда проскальзывает вниз - ключи, документы... теперь вот телефонная карточка.

Два адреса, записанных у Стены. Эти двое научили его правильному киноманскому приветствию. Время создавать ритуалы. Спасибо.

Вебмастерица откуда-то издалека (когда брал адрес, даже ломало спросить, откуда). "Я человек солнечный, Янку Дягилеву еще в текстах посмотрела - сразу поняла, что не мое... не надо... это суицид..." Что с такими делать - непонятно. Пусть пока живут.

Визитка Центра исследований аюрведы. Это не мое... это не мое... это у Энди на работе такой обитает. Прикольный бородатый тип с медленным и низким голосом.

Телефонная карта на 60 единиц, истраченная за один разговор. На будущее - надо учиться быстро и корректно закрывать отношения. Тогда не будет таких посмертных разборок.

Железнодорожный билет. Вчерашний.

Иголочка упала на страну восходящего Солнцева. Кухня, кофе, "если на батарейке написано "SUPER", значит, больше двух часов не проживет", разбуженный начальник флэта с немытой головой. Это двое нашли друг друга с первого взгляда - тонны телефонов, мир-дружба на веки вечные. Павел сидел у стены, опершись локтями на стол, и помешивал кофе, изредка пытаясь поджечь какую-нибудь завалявшую на столе бумажку.

Вебмастер без сапог.

- Только не говори об этом вслух. У нас две трети населения - националисты.

- В курсе. Но здесь-то меня понимают?

Да нет, ни к чему он руку не приложит. Никем особенным не станет. Не управленец - скорее, первобытный собиратель кореньев. Уловитель умов при помощи сетки. Придет кто-то очень крутой, Павел распознает его и скажет: бери моих людей, они классные. Они много чего могут. А своим людям скажет: идите за ним, у него отлично получится бросать гвардию в огонь, а потом подливать масло.

А пока Павел в очередной раз вспоминал лес и крепостную стену. Точнее, лес, холм, жару, опять лес, торчащие из сухой глины сосновые корни, красную крепостную стену со знакомыми с детства зубцами. А за ней опять лес, и так до горизонта.

* * *

Идея севера противоположна идее центра.
Г.Дж.

Похолодание. Снег в мае. "Всем это странно, но только не мне". Павлу нравилась смена климата, как нравились Беловежское соглашение и рейд Шамиля Басаева. В этом была некая раскрывающаяся неочевидность, "головная боль, из которой делается будущее".

Сайт удалось восстановить. Админы поверили, что не верблюд. Заказчик, правда, оставался неизвестным, поэтому в левом полушарии роились мысли о покупке домена, а правое просто жужжало манией преследования.

Солнечный холод, как если ранним утром проснуться в неотапливаемой комнате и распахнуть окна - только весь день, круглые сутки. Вот в такую погоду можно жить. Холод - это не обратное движение к центру (против ударной волны), это параллельный перенос с северо-запада.

Всем что-то нужно. Реферат, телефон, поступить куда-то... Нужно почему-то от него, вебмастера.

Отключили горячую воду, и Павел наотрез отказался греть холодную, несмотря на непонятное предубеждение родителей против насморков и ангин.

Привык ездить домой на электричке с Ленинградского вокзала.

И слушать с утра "Перемен!" или "Последнего героя" - смотря какой стороной поставлена кассета.

И читать газету по дороге.

И покупать булочки с изюмом в одной и той же палатке на перекрестке.

И каждое утро читать статистику посещений и радоваться.

- Да, и еще. Она хочет тебя видеть.

* * *

Да. Конечно. Координаты. Скорости... ой, нет, скорости - это из задач на кинематику, а здесь от собеседника не нужно ничего, кроме координат. Да. Конечно. Идеальный вариант. До связи.

Это называется "доктор, спасибо, что ударили, теперь знаю, где болит". Главное - чтобы на том конце провода не услышали, как легко подламываются коленные суставы. Нет, я знаю, как доехать, знакомый район. Мой любимый район - был - лет пять назад.

Дергающиеся в стороны троллейбусные рога. Подошел сразу, дверью прямо к ногам, к обочине. Нож режет воду. Остановка, выбранная из трех вариантов наугад, перешел перекресток, посмотрел на номер дома, чтобы знать, сколько еще идти. Нисколько. Нож. Вход - рука в кармане на корочке паспорта - поворотный круг - вахтера нет, пьет чай. Режет. Лифт нам не нужен, из него не видно ни-че-го. Вверх по лестнице - второй, четвертый, шестой... Уже бегал. За столько лет привык к неработающим лифтам. Направо. Записка в дверной щели. Никого нет. Воду. Павел выдохнул, присел на подоконник, спрятав кулаки в рукава: в тени холодно. На солнце жарко. Тень оконной рамы - крест с весьма и весьма примечательными пропорциями. Даже так: один в один. Смолисто-прямоугольная тень куртки облепляла его снизу. ЖДАТЬ. Еще час, еще два, до вечера.

Гадаем по книге, долго ли осталось ждать. С собой сборник Моррисона. "Дай, Джим, на счастье лапу мне..." Моррисон расплывчат в оценках. American night - и все. На второй раз попадается splitting headache - можно было и не спрашивать, все так и есть, но хочется подробнее. Достаем другую книгу. Двадцатая. Не ожидал... Пролистал снова, отряхнув друг о друга ладони - двадцатая. Есть смысл радоваться, хотя о сроках опять ни слова. "Я знаю, в конце пути мне обещан покой, но я не помню, где дом, не помню, где дверь..."

Перечитал все надписи на стенах. Они неправильно расшифровывают "UFO" - не "flight", а "flying". Только кому он это скажет - неясно. Те, кто это написал, вряд ли интересуются, как правильно, а те, кто знает, как правильно, почему-то не пришет на стенах. Это неправильно. Об этой неправильности надо написать на стене, но нет ручки. Единственный раз в жизни он что-то нацарапал на стене, когда попался острый камушек. Он написал "ПОРА". Это было перед другой проваленной стрелкой.

Не она, еще кто-то.

- Простите, к вам, пока Вы отходили, какие-то гопники стучались. Трое. С сумкой "Адидас".
- Они внутрь заходили?
- Да нет, побоялись... потом сказали, что, наверное, ошиблись этажом.
- Странно, не должно быть тут гопников... Спасибо.

Давно не смотрел на msk с такой высоты. Вообще ни на что давно не смотрел с такой высоты. Павел обязательно расскажет об истинной природе многоэтажности, здесь, на месте, даже придумалась иллюстрация: если повернуть очки верхней кромкой линз на уровне глаз, можно увидеть два соседних несовпадающих уровня почвы.

Не дождался, оставил записку, поехал домой. Асфальт был не непосредственно под ногами, а в некотором отдалении. С интервалом. Алиса в Стране Чудес. Бордюрный камень, машины, столбы, дома, провода и фонари - этажом ниже, попадают в люк зрения и сразу же выскальзывают назад расходящимися световыми лучами. Особая форма движения ступней, приводящая земной шар во вращение по горизонтальной оси, перпендикулярной направлению ходьбы.

Спрыгнув с подножки автобуса, зашагал на север, и - по мере удаления от источника света - его тень становилась все длинней и прозрачней, пока ее мелькание в кустах наконец не стало заметно лишь очень хорошо вооруженному глазу.

* * *

"Навигатор..."

"Вы уже не дети. Ваше поведение не управляется".

"А как же?.."

"Окружение - да, поведение - нет. Вы самодостаточны".

Спасибо.

* * *

Несколько позже выяснилось, что солнечный холод и ни строчки в день - это всерьез и надолго (не стоит даже стараться). Предэкзаменационка. Подготовка к разговору. Как это обычно бывает в подобных случаях (experience...:), блок зрительного опознавания выбило напрочь - "слишком много лиц..." - а может, натренированные постоянным recall ("воспоминанием" здесь не подходит, скорее - "воспроизведением воспоминания") нейроны реагировали на человеческие реки в метро с болезненно заниженным порогом.

Шизофрения - зашкал. Виктор, стабилизируй и восстанови. Во-первых, "я никому не хочу ставить ногу на грудь" - это надо запомнить и не забывать, иначе получится не полковник Аурелиано, а такой же медведь, как и те, кто плелся впереди и кого в спешке хотелось расчистить из огнемета. Виноват, даже не "их", а "от них". Во-вторых, "мягкое кресло и клетчатый плед" - это резерв, отходной путь муравья. Если его потребуется остановить, это нельзя будет сделать переубеждением - только зафиксировав в капле янтаря. Неоднократно воспроизводимая перед разными слушателями мечта о двухкомнатной квартирке где-нибудь на Обводном или на Петроградской. Жена будет писать стихи, а Павел будет их выкладывать на сайт, и весь рунет будет гадать, как же эти двое выглядят на самом деле.

Бред. Какой отвратительный бред. В комнате будет идти пыль, стекло будет задерживать инфракрасное излучение, и, возможно, они даже не заметят наступающей и проходящей зимы, а в это время... Не надо. Павел вспоминал фотографии развалин Грозного - крупные буквы цветным мелком: "МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ!" Гопники в форме будут ездить на танках и летать на истребителях, будут бить нарушителей паспортного режима по селезенке и рассказывать о великой России под звон колоколов на фоне священного Гремля. Нет, пусть это все останется только на старых открытках. Когда-нибудь это все будут безжалостно ломать, как сломали Константинополь и Берлин, и он приложит столько рук, сколько сможет приложить. За спиной Виктор, под ногами асфальт, на западе Финский залив, над головой - солнечный холод, солнечный день в ослепительных снах. Об этом надо будет сказать. Только выбрать момент, чтобы это звучало не слишком неубедительно. Плохо, когда точно знаешь, но не можешь убедительно сказать.

* * *

Еще одна стрелка. Нервный день. В толпе чуть-чуть не оторвался значок. Побежал на автобус и опоздал на секунду. NT дважды подвисала, закрываясь. Центр зала. Цепь ложных срабатываний. Немногословное столкновение трех шаров, и он отпущен еще ровно на одни сутки. В день перед экзаменом нельзя ничего учить - забудешь. Вперед, по траектории имени Броуна, по формуле Эйнштейна - идти пешком, чтобы ни о чем не думать - охлаждение встречным ветром. Странное ощущение не нового района - нового этажа. Ощущение, как в одном из повторяющихся снов - горы и овраги, открытые прямоугольные плоскости. Тротуары сужаются на глазах, расходящаяся солнечная паутина играет на гофрированном заборе. Павел готов был простить чужому городу даже красный кирпич, даже выливающуюся из ворот брусчатку - на этом этаже все выглядело до мелочей другим. Бежать, чтобы не думать ни о чем до экзамена. Послезавтра, кстати, на самом деле экзамен по антикризу. В речку его, пересдаст.

Утро.

Трехсторонний перекресток двух безлюдных улиц, поскрипывающий сбоку троллейбусный парк. Запах располневших лопухов на обочине - а ведь ничего, очень даже прилично. Правильная органика. Удары подошв о выточенный асфальт.

Выползая на поверхность, отодвигая последнюю песчинку, удивиться.

Не preface. Самая настоящая Крыша Мира, как описано. Выше только небо, бесконечно разреженное пространство. Одно из самых химически чистых переживаний Крыши за последние пять лет.

Этаж, который покидают в двух случаях: либо с особым заданием, либо не успевая на последний самолет.

Со щитом или на щите, но всегда сознавая исходную и конечную точки.

А что будет завтра, я не знаю.