Жамьянгийн Гал (Монголия)
ГОЛУБОЙ АРХАР

Мы вели тихий, неторопливый разговор о новых, уютных домах, о многолюдном поселке. Горячий чай обжигал губы. Зоркий взгляд старого Дандара, прозванного Метким Глазом, упал в открытую дверь на кремневое ружье, которое висело над моей кроватью, и он вдруг встрепенулся, словно голодный беркут, завидевший лисицу.

- Откуда у тебя это ружье? Ну и чудеса! - воскликнул он.

И тут история старого кремневого ружья, которое я нашел несколько лет назад в горах Таг, за Бурхан-буудаем, перестала быть для меня загадкой. Вот что рассказал мне старик:

- Мне и не снилось, что я опять увижу это ружье, которое когда-то похоронил высоко в горах Онгийдог хар!

У меня, сына бедного охотника на тарбаганов[i], не было ни захудалой козы, ни убогой собаки. Родители отказали мне только это вот кремневое ружьецо. Я еще был подростком, когда остался один с двумя младшими братьями. Надеясь на щедрость Алтая, я бродил по горам, чтобы прокормить братьев. Полны были мои торока[ii] - я радовался, а были пусты - огорчался. В зимнюю стужу и в летний зной рыскал я как голодный волк в поисках добычи и целыми сутками выслеживал дичь. Юрта наша стояла у самого подножья горы, питались мы мясом джейранов. Сколько ночей пришлось мне провести под открытым небом! Я не расставался с ружьем и скоро в меткости превзошел своего покойного отца. Я почти не знал промаха.

Бил я дичь без разбора, бывало, по двадцать штук в день, но если и не находил ничего, тоже долго не горевал. Ведь охота не только кормила меня, но и была моей жизненной школой.

Конечно, год на год не приходится. Народная власть наконец помогла беднякам распрямить спины. Ведь из поколения в поколение перенимали мы покорность своей несчастной судьбе, мы могли добывать скудный хлеб лишь охотой на тарбаганов. Но жизнь перевернула старую поговорку: «С тарбаганами и косулями еще не богач, с табаком и чаем - уже не бедняк». Теперь у людей появились и лошади в загонах, и укрюк[iii] в руках, и овцы возле юрты, и верблюды под потником. Наш дом хоть и не считали богатым, но и бедным он не был.

Ты знаешь, что все люди не дураки, но иногда даже умные делают глупости.

Наверно, все произошло оттого, что наши голубые горы Буудая славятся красотой и изобилием. У каждого из нас было по три-четыре коровы, но ведь охотнику нет счастья без охоты. Бывает, что ни кожей, ни мясом не богат зверь, а охотник гонится за ним как сумасшедший и убивает. Прежде не было ни жалости у людей, ни запретов. Если бы мы были чуть рассудительней, меньше бы делали зла.

Эти горы кормили моих предков, а теперь кормят меня. Но мне никогда раньше и в голову не приходило, что умерь я свой охотничий пыл, несметные богатства земли моей, а значит, и мои богатства умножились бы.

В старину говорили: «Придет срок - и чаша наполнится». Может быть, это и так, не знаю. Но один случай так меня поразил, что я бросил это дорогое мне ружье, вещь, перед которой я благоговел с детства, память о моих седых родителях. С тех пор я забыл о своих мирских утехах.

Сначала земляки и все в округе смеялись: «Стрелок Дандар решил покаяться, стал монахом, и антилопы на Буудае наконец обрели покой». Долго я еще был предметом насмешек, но постепенно все забылось.

Тут старик Дандар замолчал, набил свою длинную трубку зеленым китайским табаком, пригубил крепкой архи[iv], которая стояла до сих пор нетронутой, и положил ружье перед собой. Словно мать, нашедшая наконец своего заблудившегося сына, с радостью и тревогой смотрел он на ружье. Большой шершавой рукой с искривленными толстыми пальцами он нежно гладил ствол кремневки, а потом вздохнул и продолжал:

- Охотник никогда не останется голодным в степи, даже если ему и не удалось подстрелить тарбагана.

Солнце опустилось довольно низко. Я вышел на гребень горы, но, не заметив вокруг ничего интересного, прилег в круглой, как пиала, впадине, заросшей пестрыми цветами. Это было в начале осени. День стоял тихий и солнечный. Годы берут свое, прежней удали и резвости у меня уже не было, и я мгновенно уснул.

Проснулся я от топота копыт. И что бы вы думали? Надо мной, по гребню горы, неслись восемь огромных архаров. Они мчались к солончакам. Мне просто повезло - добыча сама шла в руки. Дурак и тот бы не упустил своего. Стоит ли говорить, как захватывает дух при виде бегущих стрелой баранов. Я вскинул ружье и выстрелил. Эхо разнеслось по горам. Не успел я оглянуться, как архары были уже на перевале. Я хотел снова зарядить ружье и погнаться за ними, но вдруг обнаружил, что по дороге растерял все патроны.

И злость меня взяла, и смех. Я сел, ничего не понимая. Где я мог их потерять? Искать бесполезно - ведь я бродил по горам целый день. Ладно, как говорят у нас - «найденное нашел, а потерянное потерял». Я стал гадать, попал я с первого же выстрела в барана или нет. Подойдя ближе к скале, я вдруг увидел там неподвижно стоявшего огромного голубого архара. «Видано ли, чтобы раненый зверь вернулся туда, где его настигла пуля!» - удивился я и стал тихонько подкрадываться к нему. Огромный, величиной с яка, архар стоял как вкопанный. По правому боку его текла кровь, прямые, стройные ноги словно приросли к земле, ясные, чистые глаза были устремлены вдаль. Струйка крови блестела в золотых лучах солнца, как фольга.

Прошло довольно много времени. Кровь все текла и текла. Вороны, радуясь предстоящей добыче, с карканьем кружили в небе. Поодаль парили два грифа. На горячем ветру кровь быстро запекалась, только тоненькая струйка продолжала стекать по ноге. Однако архар стоял не шелохнувшись, даже не моргая. Его красивая голова была по-прежнему гордо вскинута, а копыта под тяжестью огромного тела уходили в землю. Застыли наконец последние капли крови, и кровавый след, тянувшийся за ним, высох. Но архар все еще продолжал стоять. Мое изумление сменилось страхом: я не мог понять, какая сила удерживает его на ногах.

Хищные птицы уже кружили почти над самой его головой. Я отогнал их, сел возле барана и долго сидел так. Его гордая смерть как бы восставала против жестокости, в данном случае - моей жестокости.

Мертвый архар стоял на вершине высокой горы, почти у самого солнца, и четко выделялся на фоне ясного неба. Мне казалось, что он и меня призывает к мужеству, к справедливости. В тот день я поклялся никогда больше не убивать животных. Я снял ружье и спрятал его в расщелину под скалой. Сердце мое вдруг наполнилось незнакомой дотоле болью и тоской, из глаз хлынули горячие слезы. Сын мой, ты нашел мое ружье, потому я и рассказал тебе свою тайну, которую до сих пор берег от людей.

Природа встречает человека при первом же его вздохе, кормит и поит его. Но ведь несметные ее богатства даны не ему одному, а всем людям. Только тот, кто поймет это, может любить ее так, как она того заслуживает. Природа - мать всех людей, а если уж дитя не любит своей матери, кто же полюбит ее? Я всегда говорю детям: «Берегите природу! Пусть она вечно здравствует и цветет!»

Старый Дандар закончил свой рассказ, вытер пот с загоревшего, изрезанного морщинами лица и вернул мне свое ружье.

- Что ж, ведь мы тогда были неученые, не понимали всего. Не то что вы теперь, - каким-то грустным голосом сказал старик, будто в свое оправдание.

С тех пор я часто вспоминаю его простые, но мудрые слева о природе, матери всего сущего. Мне снится порою голубой архар, и я тогда думаю, что рассказ о нем привнес еще что-то важное в мои размышленья о вечной связи человека и природы.

Перевод Л.Скородумовой
picture stolen from www.profi-hunt.ru