Когда-то я знавал двух приятелей - коллекционеров. Один из них собирал бабочек, а другой - обычные камни. Первый часто посмеивался над вторым: “Что красивого в твоих серых камнях - только тяжесть таскать”. Собиратель камней ничего не отвечал, не встревая в спор; он вообще был менее разговорчив.
Они часто вместе выезжали за город, на речку, для поиска очередных экземпляров и образцов. Коллекционер бабочек брал с собой сачок, а собиратель камней - небольшой, но прочный рюкзак. Первый всегда возвращался с добычей: если не находился новый экземпляр, он заменял уже имеющийся дома, поврежденный или выцветший. Его приятель мог целый день пробродить по берегу и ничего не найти. А иногда, наоборот, набирал сразу дюжину, чем вызывал насмешки у коллекционера бабочек - но такие случаи были редки.
В этот раз я от нечего делать решил отправиться вместе с ними. Мы сели в электричку, и, как всегда, коллекционер бабочек стал подзуживать приятеля на спор. "Ну что ты находишь в этих камнях, они же не драгоценные? Всякую дрянь домой несешь..." Собиратель камней усмехнулся в ответ, стараясь перевести разговор на другую тему. Любитель бабочек не унимался, видя, что мне тоже интересно. Тогда его приятель разозлился: "Да не вяжись ты, лови своих бабочек, прыгай со своим сачком, а ко мне не приставай." Впрочем, приятели никогда всерьез не ссорились, и мы ехали, мирно о чем-то беседуя. А иногда замолкали и любовались видами.
Мы вышли на станции у какой-то небольшой речушки. Наспех перекусили и каждый занялся своим. Один выслеживал бабочек, изредка накрывал какую-нибудь сачком, аккуратно вытаскивал и помещал в специальную баночку. Второй бродил по каменистому берегу, разгребая ногами камни, у него были прочные старые ботинки. Иногда он нагибался, поднимал камень, большой или маленький, окунал его в воду, вынимал и разглядывал. “..Только тогда они и выглядят камнями, когда мокрые - или, по крайней мере, выглядят мокрыми. Они как бы оживают”, - объяснил он мне. Чаще всего он выбрасывал рассмотренный экземпляр. Время от времени он останавливался и всматривался в прибрежное течение - наверное, любуясь каменистым дном, залитым преломленным водой светом.
А я просто валялся на берегу, читал журнал, загорал, слушал птиц и окунался в реку. Мне было интересно и странно наблюдать за коллекционерами. Их сосредоточенность забавляла меня. Сам я чужд духу коллекционирования: это занятие мне представляется бессмысленным и скучным.
Иногда приятели отдыхали, разговаривали, смеялись. Мне нравилось не замечать их слов, а слышать только их голоса, смешанные с пением птиц, журчанием реки и легким шелестом деревьев. Любитель бабочек время от времени садился посреди поляны и наблюдал за насекомыми на земле, в траве и воздухе - он был настоящий знаток. “Камнелюб” предпочитал купаться. До обеда каждый из них собрал нужные экземпляры, и мы решили поесть. У одного в банке сидело три бабочки, одна из них была особенно беспокойна: суетливо ползала по стеклу и то складывала, то раскрывала крылышки. У второго в рюкзаке было столько же камней, каждый в отдельном мешочке. (“Чтобы не царапались”, - как он объяснил.) И хотя они были не совсем обычны, причудливых форм и красок, по сравнению с бабочками казались, конечно, скучными.
Мы подкрепились хлебом с колбасой и прилегли - до электрички еще было время. Собиратель камней взял банку с насекомыми и внимательно их стал рассматривать - казалось, он залюбовался (что мне показалось странным). Любитель бабочек равнодушно перебрал камни, усмехнулся, но подкалывать приятеля не стал.
На пути обратно я попросил приятелей показать мне их коллекции. Любитель бабочек сразу же согласился. Более того, он стал мне всё рассказывать: сколько у него экземпляров, когда он начал их собирать, критерии отбора и так далее... Камне-собиратель тоже согласился, но как-то неохотно. Еще я спросил у приятелей, нравятся ли им коллекции друг у друга, подозревая, что любитель бабочек начнет фыркать. Но оказалось, что ни один из них вообще не видел коллекции у другого: “камнелюб” хитро усмехнулся, а любитель бабочек объяснил, что как он ни звал приятеля посмотреть на его коллекцию, тот упорно не соглашался - и он, любитель бабочек, в отместку тоже не желает видеть его “собрание”. Тут “камнелюб” сказал приятелю - видимо, уже в который раз - что ему коллекция бабочек “абсолютно не интересна”. "Ну и собирай свои мертвые камни", - обиделся “энтомолог” и отвернулся к окну.
На следующий день я пошел смотреть крылешковую коллекцию. Хозяин встретил меня радушно, угостил чаем и показал стелажики с приколотыми бабочками. Они были аккуратно сгруппированы по каким-то непонятным мне принципам, около каждой была надпись. Экземпляров было множество, а оттого, что стенки полочек были зеркальными, их казалось еще больше. Ряды разноцветных бабочек: крылышки раскрыты, пыль между экземплярами аккуратно стерта... Полная упорядоченность. Среди бабочек я узнал ту, что, сидя в банке, особенно беспокоилась.
Мне стало как-то неприятно. Я из вежливости сказал, что коллекция восхитительна и побыстрее ушел.
Через несколько дней я зашел посмотреть другую коллекцию. Встретив меня, собиратель камней, казалось, несколько смутился. Видимо, чтоб расслабиться, он предложил мне выпить с ним пива. Я охотно согласился, и за кружкой, чтоб не молчать, сказал, что, наверно, его коллекция занимает очень много места. Он ответил, улыбнувшись, что, во-первых коллекционировать стал недавно, а, во-вторых, он очень разборчив. Если же какие-то принесенные домой камни всё-таки кажутся ему лишними, он относит их детям в песочницу.
Мы зашли на застекленную веранду (нечто вроде балкона), где хранилась коллекция. Он извинился за беспорядок: вокруг было похоже на неприбранную мастерскую. У противоположной стенки во всю ее ширину стоял самодельный шкаф с тремя дверцами. Хозяин коллекции открыл первую: внутри было две полки. На нижней, на деревянных подставках, лежали камни. Он включил подсветку. Камни заблестели, как бывает, когда их только что вынешь из воды: собиратель покрывал их тонким слоем лака. На второй полке был выложен какой-то узор, напоминающий дерево, но не сразу. Собиратель сказал, что иногда для разнообразия вставляет в подсветку цветную лампочку. Я даже не заметил, как весь был поглощен видом, казалось бы, простых камней. Они были красивы и вместе, и по раздельности... “Вот что они такое”, - невольно подумал я.
Хозяин открыл вторую дверцу - за ней оказалась выложенная из камней, скрепленных белой глиной, скалистая гора с отверстием у выступа - пещерой, к которой вела узенькая тропа. А рядом с горой, покрытое оргстеклом, имитирующем поверхность воды, было сделано маленькое озерцо: на дне виднелись водоросли, камешки и белый песок. Собиратель что-то включил, и в пещере замерцал - именно замерцал - красно-желтый свет, и дно "озера" осветилось. Мы оба залюбовались.
У полки за третьей, последней дверцой не было боковой стенки - этим незакрытым боком она прилегала к окну на солнечной стороне веранды. Собиратель немного заколебался, открывать ли её. Наконец, видя, что мне жутко интересно, он ее распахнул - и я замер в изумлении: на залитой солнцем траве, сложенная из цветных камней, словно вот-вот вспорхнёт, сидела огромная бабочка.
(с) Юрий Табатин, ноябрь 1997 г. (ред. - апр.99)