Жил был на свете человек Бродяга. Примечателен он был тем, что на среднем пальце правой руки вместо перстня или кольца носил живого паука.
Друзей у него отродясь не было, и он всегда мечтал завести питомца: какую-нибудь живность. Он думал завести собаку, но у него не было денег на её прокорм. Хотел завести кошку, но у него не было дома, а кошке нужен свой дом. Решил было приручить птицу, но птица точно бы улетела, а таскать её в клетке ему было жалко и не сподручно.
И вот однажды, проходя осенью через лес, Бродяга заметил маленького паучка: он сидел на коре большущей корявой сосны и казался беспомощным и одиноким. Бродяга протянул к нему руку - всего лишь, чтобы потрогать. Но паучок испугался и спрятался в щель. Бродяга положил на сосну ладонь и осторожно пригляделся: паучок казался зажат между двумя большими кусками коры.
Бродяга смотрел и смотрел, а паучок сидел неподвижно.
Внезапно откуда-то из глубины щели появилась жучья голова - на ней были огромные клещи: в три раза больше самой головы. Жук разжал клещи и двинулся на паучка.
Паучок заметил опасность и мигом выбежал наружу. Жук за ним. Паучок не смог бы сам убежать, и ему оставалась одно... Он забежал Бродяге на руку.
Бродяга отнял ладонь от дерева и сбил хищного жука щелчком. Паучок на его руке съежился от испуга: чего можно ждать он огромного незнакомого существа? Бродяга взял его двумя пальцами и рассмотрел поближе. Паучок подумал, что он хочет его съесть, и закрыл глаза лапками. Но человек отпустил его, положив себе на ладонь.
От ладони шло тепло, как будто снова вернулось лето, - оно согрело паучку лапки и брюшко, и он немного поуспокоился. А Бродяга сел на ближайший пенек, достал из котомки кусочек хлеба, отломил от него крошку и положил на ладони перед паучком.
Паучок есть не стал, но зато совсем успокоился.
Бродяга снова поднял его двумя пальцами, перевернул ладонь и положил его на средний палец, как если бы это был перстень.
С тех пор Бродяга так его и носил, радуясь, что нашел питомца. Паучку это тоже нравилось, потому что Бродяга не забывал его кормить, и с ним всегда было тепло, даже в холодные зимние дни, когда случалось, что Бродяга, сняв большую рукавицу, подносил паучка ко рту и дул на него своим теплым дыханием. Паучку казалось, что наступает весна... И вскоре весна действительно приходила.
Паучок быстро вырос и превратился в паука с красивым пухленьким желтоватым брюшком с непонятным на нем узором.
Летом они любили зайти на солнечную лесную поляну. Бродяга разводил костер, пек картошку и напевал что-нибудь под нос. А паук в это время залезал на листок осины или березы, и ветерок качал его как на качелях.
Иногда бывало, что Бродяга засыпал на привале, и тогда паук сползал с его пальца и подползал поближе к лицу. Пауку нравилось смотреть на его лицо - и он всё удивлялся, насколько они разные, а вот ведь живут вместе. И бродяжничают вместе.
А то, бывало, что паук от скуки заползет ему на самое лицо и начнет щекотать ему лапками ноздри. Бродяга морщил во сне нос и строил гримасы, и паук от души смеялся своим неслышным паучьим смехом: только вздрагивало брюшко. Потом он тоже засыпал: под носом у Бродяги, согреваясь в его дыхании, или на голове, забираясь от солнца и ветра ему в волосы.
Когда паук просыпался - а он всегда просыпался первым - то снова щекотал Бродяге ноздри, тот чихал, и струя воздуха подхватывала и относила Паука так, что у него захватывало дух, - пауку это очень нравилось. Бродяга тоже просыпался, паук забирался ему на палец, - и они снова были в пути...
Бродяга нарадоваться не мог на своего питомца. Такой он был послушный, понятливый и, главное, что преданный. Иногда Бродяга думал даже поцеловать его, как целуют настоящее дитя, но брезговал, и от этого ему было немного совестно: паук ведь уже стал совсем родным. Только вот имени он почему-то придумывать ему не стал, и всегда называл его просто - Паук.
А Паук Бродягу вообще никак не называл, потому что говорить не умел, да и слов не знал, а думал только образами или вообще не думал, а просто чувствовал. Когда Бродяга ему что-нибудь рассказывал, Паук только по голосу узнавал, о чем он говорит или чего хочет. Или еще чаще и вовсе засыпал под тихое Бродягино бормотанье.
И так они всегда были вместе... И Бродяге никого другого было не надо. И Паук был доволен жизнью и благодарен за всё Бродяге.
Однажды осенью Бродяге удалось подзаработать денег больше, чем обычно, и он пошел в пивную на самой окраине города, чтобы вышло дешевле.
В пивной почти никого не было: только у стойки стоял угрюмый бармен с наполовину обоженным лицом, и за одним столиком сидели, разговаривая, трое рослых мужчин c огромным пивными кружками. "Серьезные, чувствуется, мужики", - подумал Бродяга. Время от времени они громко смеялись.
Бродяга взял кружку пива и сел за пустой столик. Перед тем, как сделать глоток, Бродяга шепнул Пауку: "Твое здоровье, дружище..." Мужики услышали и замолчали, удивленно уставившись на Бродягу:
- Ты с кем это, мужик? Сам с собой никак? - спросил один из них; Бродяга одевался очень бедно, и с ним часто так невежливо разговаривали. Мужики загоготали.
Бродяга показал им руку с пауком вместо перстня. Мужики перестали смеяться. В отвращении у них скривились лица.
- Тьфу... Что
это у тебя? Никак живой? - снова
спросил тот же самый мужчина.
- Конечно, живой, - ответил Бродяга.
Он допил залпом кружку, и взял еще
одну.
- Ты чё, ёбнутый?.. Выкини его... Не хер
сюда пауков таскать. Самому-то не
противно?
Другой добавил:
- Я бы даже не прикоснулся. Такая
гадость - бе-э-э... - он изобразил
приступ рвоты и сплюнул на пол.
Третий, самый здоровенный и пьяный,
сказал пьяным голосом:
- Хули, денег нет на перстень, вот и
выёбывается с пауком. Охота же...
Нищета позорная. Заразу только
разносят.
Он с
почтением посмотрел на свой
массивный золотой перстень, дохнул
на него и протер рукавом. Потом
добавил, повернувшись к Бродяге:
- Ты, паря, лучше пиво закуси этой
гадостью!
Мужики
загоготали. Сквозь их гогот Бродяга
ответил, сам для себя неожиданно
грубо, он никогда не говорил так
грубо:
- Ни хера вы не понимаете, - сказал, -
Мудачьё поганое.
Мужики оборвали гогот. Переглянулись. Один посмотрел на часы. Другой посмотрел за окно. Третий заказал для всех пива. И стали молча пить. Серьезные мужики.
Бродяга взял еще одну кружку. Торопиться было некуда, и он не собирался уходить допоздна. В компании с Пауком ему было совсем не скучно.
Один из мужиков посматривал за окно. Смеркалось. Второй посматривал на часы. Стемнело. Бармен зажег еще одну лампу и ушел в какую-то свою комнату. Третий мужик вышел на улицу и вернулся.
- Ну чё? -
спросили у него.
- Никого.
- Дожидаться не будем? - спросил
"здоровенный".
- Он, похоже, не собирается. Мужик, ты
же не собираешься? - спросил один из
них у Бродяги.
- Что? - переспросил Бродяга.
- Уходить, спрашиваю, не
собираешься?! - повысил голос
"здоровенный". Он покраснел от
злости и подошел к Бродяге, -
Поднимайся, педрила, - Он схватил
его за шиворот, приподнял с
табурета и, ударив в живот, поволок
по полу к выходу.
Другие мужики последовали за ним.
Задыхаясь после удара, Бродяга закрывал левой рукой пальцы правой, где был паук. Оказавшись на улице, он хотел отбросить паука в сторону, но побоялся, что потом не сможет его найти. "Здоровяк" его отпустил, и он с трудом поднялся. За спиной стояли двое. Убежать было нельзя.
"Здоровенный" сжал огромный кулак, дохнул, как и в прошлый раз, на печатку... Бродяга не стал закрывать лицо: удар расплющил бы паука. Двое схватили его за предплечья, но заламывать руки не стали. "Хорошо, они вроде бы про него забыли..." - успел подумать Бродяга.
Удар был нанесен прямо в зубы. У Бродяги потемнело в глазах, и подкосились ноги. Он в последний миг решил, что этим не закончится, и все-таки отбросил паука в сторону. В это время двое отпустили его, и, защищая лицо руками, он упал на колени. Один из мужиков со всей силы пнул его в бок...
Паук забрался под желтый лист неподалеку и оттуда смотрел, как били его хозяина. Паук думал, что если бы он был собакой, он бы набросился на них и перегрыз им глотки, если бы он был кошкой, он бы кинулся им на лица и выдрал бы им глаза, если бы он был птицей, он бы мог хоть как-то помешать им, если бы... Но он был всего лишь самый обыкновенный паук.
Били молча.
Бродяга корчился под ударами;
совсем без стонов. Потом перестал.
- Ладно, мужики, - сказал один из
троих.
Они остановились.
- Как мешок, блядь...
- С костями,
- один наклонился к Бродяге, -
Пиздец, мы чё его кончили?.. - он
потормошил безжизненное тело, - Э-э,
мужик... Точно кончили.
- Да хер с ним, - сказал
"здоровяк", - Пошли отсюда.
Один из них покосился на закрытую
дверь в пивную.
- Да это свой... - Подтвердил
"здоровяк".
Мужики поправили на себе одежду и быстрым, но не слишком быстрым, шагом направились к неосвещенному кварталу. Их широкие спины исчезли в темноте. Серьезные мужики.
Дверь из пивной открылась, вышел обоженный бармен и запер дверь на большой замок. Дерганул её для уверенности. Озираясь, подошел к Бродяге. Нагнулся, покачал головой, тихо сдавленно ругнулся и пошел, поторапливаясь, в ту же сторону, что и трое.
Паук выполз из-под листа и заполз на Бродягу. На его щетинистую щеку. Подполз к ноздрям. Но знакомого сопения не услышал и тёплого дыхания не почувствовал... Паук пощекотал Бродяге ноздри, но нос не сморщился, как всегда, и гримаса не состроилась.
Тогда Паук всё понял, слез с Бродяги и уполз в окраинный лес.
Там он залез на верхушку самой высокой осины, вытянул из себя ниточку-паутину и улетел на ней по осеннему ветру - далеко-далеко - за душой своего хозяина...
(c) Юрий Табатин, ноябрь 1998 г.