|
Текст был опубликован в сборнике МОНФ, Серии "Новые перспективы"
(а вот название я забыл... Российское городское пространство: попытка
осмысления... или Городская сегрегация в России...) в 2000 году.
А. Карпов |
Автор полагает что характеристики городского образа жизни, особенно описанные в ч. "Определение городского центра в терминах правил и практик обезличенного поведения", и те возможности и шансы, которые представляет (а может быть, к сожалению, представлял) центр большого города - являются безусловным благом для цивилизации в целом и для каждого отдельного горожанина в частности. Почему более высокий уровень свободы и более широкий выбор - во всех аспектах жизни - являются предпочтительными? Скорее всего, это вопрос идеологического выбора, который надо вынести за рамки обсуждения в данной предметной области.
Предлагается постановка вопроса - является ли доступной для достоверного наблюдения тенденцией в развитии городской среды расширение выбора или наоборот; повышение степени свободы или наоборот.
Имлозия - взрыв или разрушение вовнутрь, например "все окна в здании имплодировали". Противоположно эксплозии - то есть взрыву, по-русски говоря. Очевидно, что если эксплозирующий взрыв - следствие резкого перепада давления, когда внутри давление значительно выше, чем в окружающей среде - то имплозия - наоборот, вакуум или пониженное давление внутри объекта служит причиной того, что нормальное или повышенное давление снаружи сметает границу объекта и среды.
В 1978 Бодрийяр в "In the Shadow of the Silent Majorities" поставил под сомнение фундаментальные предпосылки предшествовавших социальных теорий, включая концепции социального, класса, классового конфликта, доказывая что эти концепты имплодировали и потеряли свое значение и референт в обществе симуляции. Бодрийяр интерпретирует "социальное" в терминах "масс" и разражается сериями метафор дабы ухватить природу масс, которые он описывает как "губчатый референт, в равной степени непрозрачная и просвечивающая как матовое стекло реальность, тождественный ничто", или же "статистический хрустальный шар, мерцающий струями и потоками, принимающими образы сущностей и естественных элементов", "инерция", "фигура имплозии", и - "непрозрачная туманность, чья растущая плотность абсорбирует всю окружающую энергию и лучи света, чтобы взорваться в конце концов под собственной тяжестью. Черная дыра, поглотившая социальное". Эта черная дыра абсорбирует все значения, информацию, коммуникацию, послания и отвечает на них незначащим, отказываясь и принимать и производить "значения".
Для структуралистского взгляда не менее важно, что фонетически имплозия - это смыкание, особенно в сопоставлении с предыдущим размыканием. В фонетическом смысле имплозия имеет очевидный предел, что соответственно, заставляет структуралиста предположить, что в метафорическом переносе мы должны знать о существовании предела имплозии и в других проявлениях.
Было отмечено неоднократно, что Георг Зиммель - первый постмодернистский автор. В то же время, он, безусловно классик социологии города. Здесь нет места для развернутой полемики - что же в творчестве Зиммеля несет черты постмодернизма, фрагментированный стиль и позиция тотального сомнения, либо философская концепция как таковая. Важно то, что для урбанистического исследования эти рамки (речевые и концептуальные, дискурсивные) никогда не были чужды. Ответственное позитивистское исследование перспектив развития большого города будет вынуждено считаться с этим сродством.
Социология города как дисциплинарно самостоятельная отрасль ведет свое начало с понимая специфических черт городского образа жизни. В первой декаде 20 века немецкие социальные исследователи (в первую очередь Вебер, Зиммель, Зомбарт и Шпенглер) переинтерпретировали историю современной цивилизации - и во многом представляя ее как историю становления городского образа жизни.
Первое - и одно из важнейших - усилие в новой истории исследования города было приложено М. Вебером в 1905 - это текст, известный нам теперь под названием "Город". Вебер не ставил себе задачу исследования городов, работа является фрагментом труда всей жизни - анализа экономических систем. Но при этом очевидна смена стиля письма - текст "Города" отличается от всего остального написанного Вебером. Город предстает особым фрагментом реальности - социальной или исторической. Именно Вебер первым показал, что необходимым последствием городского образа жизни во всех формах города является снижение вероятности личностных контактов одновременно с ростом частоты контактов вообще. Все большее число горожан воспринимают контрагентов как функции, а не как акторов - этот исторический процесс связан с ростом населения городов и соответственно резко усилился в капиталистическую эпоху (не будем здесь ставить вопрос о причинно-следственной связи) В принципе, Вебер и Зиммель разделяли концепцию структур, формирующих западный город нового времени, но Зиммель не соглашался с Вебером в объяснении способа появления города, и особой заслугой Зиммеля является то, что он увидел в городских формах новой эпохи возможность современных форм более сложной и разнообразной цивилизованной жизни.
Процесс невероятного развития городов и городской культуры в течение последних 200 лет описывается и интерпретируется разными, подчас противоположными способами - в зависимости от парадигмы, как правило. Тем не менее, в подавляющем большинстве исследований удивительным образом существует своего рода консенсус о причинах появления специфического городского образа жизни. Сущностной характеристикой жизни людей в большом городе является повышенная частота контактов с другими людьми. Смысл эпитета "повышенная" в данном случае состоит не только в отличии города нового времени от городов предыдущих эпох, а скорее в постоянном превышении уровня контактов, допустимого для психики.
Психологическое давление даже самых простых раздражителей - встреч с людьми лицом к лицу, случайных прикосновений, не говоря уж о сильных эмоциональных впечатлениях - непереносимо для разума человека если не создана специальная защита. В то же время данная психологическая защита не может носить характер изоляции или резкого повышения порога чувствительности. Чтобы сохранить свою жизнеспособность человек должен продолжать воспринимать подавляющее большинство раздражителей и сохранять способность к их дифференциации. Более того, городской житель вынужден повышать свою способность к распознаванию сигналов - опасностей или возможных выгод. Обитатели города организуют такую защиту, подавляя свою эмоциональную реакцию, становясь безразличными и отстраненными, - но при этом включенными во все социальные процессы. Городской житель вынужден спасаться от избыточных впечатлений - и таким образом становится готовым к любым впечатлениям. Следствием этого является то, что оборотной стороной безразличия и отстраненности становится терпимость. Терпимость, которая может находить свое подкрепление в идеологемах или традициях, - а может и не иметь вовсе никакого референта в институциональном каркасе общества. Сформированная через механизмы необходимой психологической защиты, терпимость такого рода и такого уровня порождает беспрецедентный уровень свободы. В городе нового времени необходимым образом реализуется лозунг средневекового города - "воздух города делает человека свободным". Не наблюдавшиеся прежде в истории размеры городского населения и повсеместный рост плотности населения и контактов предлагает широкое разнообразие выбора и шансов. Такая комбинация терпимости и разнообразия возможностей формирует специфическую модальность городской свободы. С одной стороны, последствием этой свободы становится динамизм городской жизни вообще и скорость изменений в частности, с другой - маргинализация жизненных стилей.
Механизм возникновения и развития явления маргинализации жизненных стилей сходен с механизмом становления городской формы свободы. В условиях, когда городские жители стали толерантны к любым впечатлениям и раздражителям, осознание этого факта в той или иной форме позволяет им же менее контролировать со своей стороны проявления собственной идентичности, которые являются раздражителями для окружающих. Собственная идентичность может предполагать как и экстремальные формы проявления принадлежности к группе, так и экстремальную индивидуализацию, причудливость частного жизненного стиля. В то же время - большое население и высокая плотность контактов предполагает относительно высокую вероятность встретить и распознать себе подобных. В целом ряде случаев этот уровень вероятности впервые в истории цивилизации переходит критический порог, и случаи патологии трансформируются в феномены нонконформистских групп и маргинальных слоев. Даже если маргинальные и экстремальные установки не предполагают группирование и любого рода обособление их носителей, факт повторения их проявлений в потоке впечатлений снижает психологическую нагрузку на обладателей таких установок. Граница между допустимыми отклонениями в пределах конформной культуры и аутсайдерами смещается - растет доля тех, кто продолжает быть конформистом приобретая при этом ранее маргинальные установки, область дозволенного расширяется во все стороны. И это в свою очередь еще более принуждает горожан быть терпимыми и безразличными к внешним проявлениям и прочим психологическим раздражителями городской среды. Городская форма свободы носит необходимый и отчасти принудительный характер.
Специфическое городское безразличное поведение не является частью нашей явной культуры, писанных или хотя бы эксплицитных норм. На разных этапах социализации мы приобретаем навыки толерантной реакции и защиты своей психики. В то же время, эти навыки в значительной степени передаются дисперсно, в одергиваниях и поучениях родителей или в форме имитации в детской среде, а иногда формируются из естественной реакции нашей психики и наших персональных решений в определенных ситуаций, позитивно подкрепленных отсутствием негативных санкций.
Дабы корректно описать индифферентное обезличенное поведение, необходимо установить систему различений его форм.
Очередь можно рассматривать как предельный случай близкого пространственного контакта в форме относительного принуждения. В некоторых случаях актор не имеет выбора, сохранять либо нет свое персональное пространство и поддерживать управляемость физическими контактами, поскольку актор испытывает потребность в конкретном благе, в конкретное время, а получение данного блага (товара, услуги во всех их формах) требует преодоления условий очереди. В некоторых социально- экономических условиях наблюдается высокая вероятность такого рода ситуаций, и советские экономисты (Корягина, например) подсчитывали общественный ущерб и прямые убытки от затрат времени на стояние в очередях. Соответственно, уровень психологической напряженности, готовность и навыки разрешения конфликтов физического пространства, как впрочем и всех остальных конфликтов в очереди, формы индифферентности и вовлеченности - все это сильно зависит от частоты ситуаций очереди в жизни актора. Следует предположить, что изменения частоты и продолжительности нахождения в очередях, а также сдвиги в экономических характеристиках самой ситуации очереди в значительной степени влияют на правила и формы обезличенного поведения во всех остальных ситуациях в жизни горожан. Сам принцип пространственного размещения в живой очереди определяет базовый уровень обезличенности - глаза упираются в затылок впереди стоящего, при том что физический контакт может быть иногда непосредственным и обширным.
Существующие исследования посвящались связи поведения и психологических состояний стоящих в очереди людей с важностью, относительной редкостью, ценой товара, общим временем проведенным в очереди. Очевидно, что установки стоящих в конце очереди, в ее начале; и реакции на подходящих без очереди, на отлучавшихся и вернувшихся в очередь - являются своеобразным слепком персональных интерпретаций системы стратификации.
Следует выделить те компоненты "поведения в очереди", которые связаны скорее с местной культурой - то есть варьирующие от города к городу - чем с характеристиками востребованного акторами блага. Имеются в виду процедуры, с помощью которых акторы принимают решения - вставать в очередь или нет, как спрашивают кто последний, как реагируют на неподобающее поведение.
Общественный транспорт может быть переполнен и относительно свободен, расстояние между остановками и следовательно продолжительность периодов постоянных условий нахождения внутри салона широко варьируется. В некотором смысле модели поведения в лифтах различных типах попадают в категорию поведения в общественном транспорте. Без сомнения, наличие разных видов транспортов - не только степень разрешения проблем достижимости, но и уровень разнообразия и разветвленности разных видов - имеет прямое воздействие на душу города. На разных этапах развития города центр, деловые районы, транзитные зоны и спальные пригороды ассоциируются с разными видами транспорта - либо с их комбинацией. С точки зрения жителей мегаполисов, наличие только автобусного сообщения возможно лишь в поселениях полусельского типа, комбинация автобусов и только одного вида электротранспорта (кроме метро) свойственна провинциальным по духу городам (трамвай, как правило, встречается в исторических центрах, утративших свое национальное значение).
Во время поездки горожане разделяются на несколько страт по возможности получить привилегии в транспорте - по возрасту, состоянию здоровья, полу, иногда расе, наличию багажа, количеству остановок до выхода. Нередко именно особенности местного транспортного этикета описываются в руководствах для иностранцев. Такая стратификация сравнима со случаем очереди. Привилегии, которые предполагается распределять в соответствии с этой стратификацией, включают не только сидячие места, но также доступ к окну, к дверям, а при относительной заполненности салона - удовлетворительное персональное пространство в первую очередь.
Поведение в тех местах скопления большого числа людей, двигающихся хаотически (или для краткости - толп), в некоторых своих паттернах сходно с вышеупомянутыми образцами поведения в очередях и в общественном транспорте. Отличительными особенностями являются наличие разнообразного целеполагания движения в заполненных местах и прерывания этого движения. Характерный пример - подземный переход, оборудованный под смешанный торговый ряд - одни спешат перейти проспект под землей, другие разглядывают все витрины подряд, третий неожиданно остановился, увидев неожиданно низкую цену на давно желанный товар. Все это усугубляется переплетением нескольких потоков, когда входов и выходов больше чем два.
В огромном торговом комплексе люди выходят с лифта или с эскалатора (в этих двух случаях можно провести аналогии в общественном транспорте), и двигаются между небольшими или значительными очередями, по ходу дела уступая дорогу друг другу или заставляя кого-то уступить дорогу. Следует принципиально различить два случая пересекающихся путей - "лобовое столкновение" (более подробно рассматривается в следующем пункте) и "пересекающиеся траектории". Во втором случае вероятность контакта лицом-к-лицу понижена, вследствие чего случаются уже телесные столкновения, обе стороны имеют меньше времени на оценку статуса противоположной стороны и должны принимать решения - толкать или уступать дорогу - практически моментально. Нередко можно увидеть ситуацию "взаимной вежливости" - оба участника движения резко тормозят, затем визуально оценивают контрагента, в любом случае выдерживают паузу, достаточную чтобы второй участник начал движение. Наблюдения в Восточной Европе и России, проведенные автором в 1996-99 годах показывают, что в ситуации "пересекающихся траекторий"
В торговых зонах чаще дорогу уступают те, у кого нет или еще мало покупок;
Вероятность взаимной вежливости выше в торговых комплексах с преобладанием секций промышленных товаров чем в супермаркетах, а на открытых базарах - еще ниже;
Вероятность взаимной вежливости в аэропортах выше чем на вокзалах и автовокзалах;
Вероятность взаимной вежливости в транспортных узлах ниже чем в местах торговли.
Ситуация, когда автомобилисты для парковки используют значительную часть тротуара, наиболее распространена в исторических частях восточноевропейских городов. Наблюдения автора в Варшаве, Будапеште, Праге, Москве, Познани, Кракове позволили выявить несколько факторов, определяющих очередность прохода там, где два человека не могут пройти навстречу друг другу одновременно.
Относительное преимущество получает тот пешеход, для которого стена - по правую руку, а машина - по левую;
Относительное преимущество получает тот пешеход, который идет под уклон, если рельеф улицы выражен;
Относительное преимущество получают женщины;
Относительное преимущество получают некоторые этнические группы (кавказцы в Москве, цыгане в Праге);
Относительное преимущество получают пешеходы без собак;
Относительное преимущество получают люди без (расправленных) зонтов;
Относительное преимущество получают пешеходы, не изменявшие траектории, шедшие вдоль тротуара до этого (то есть остановится и подождать следует тем, кто вышел из дверей/двора или пересек улицу);
Относительное преимущество получают дети и пешеходы с детьми;
Относительное преимущество получают люди пожилого возраста.
Все эти правила достаточно логичны - они либо предполагают моральное санкционирование, либо поддержание дистанции безопасности, либо трансляцию правил дорожного движения автомобилей на пешеходов. При этом в центральной части города часто возникают ситуации, когда два или даже больше правил вступают в противоречие, и участники должны моментально принять решение о приоритете того или иного правила. Вот как автор может обобщить свои наблюдения:
В деловых районах ослабевает правило этнических групп и правило детей;
В районах возле театров в вечернее время ослабевает правило детей и правило собак;
В районах с высокой концентрацией кафе, баров и ресторанов ослабевает правило траектории;
В районах где заметно число иностранных туристов - и в те часы когда их больше всего - ослабевают все правила кроме правил женщин и пожилых
В зимнее время во всех районах с рельефом правило рельефа усиливается
Во всех центральных районах все правила имеют относительно жесткий характер, порядок прохода не обсуждается - кроме проходов и улиц, где мала вероятность прохода посторонних - где нет выхода к общественным зданиям, достопримечательностям и пр., в последних случаях высока вероятность паралингвистического и экстралингвистического диалога, который позволяет установить очередность прохода с меньшей ориентацией на правила. Чаще всего посторонний должен уступать дорогу.
В городах, где граница центр/нецентр выражена психологически четко, существует четкий переход между практиками применения правил. Гипотеза: там где историко- культурный центр мал и отгорожен, происходит привыкание к "неучтивым правилам" и их перенос в том числе в центр. Там где центр относительно велик и граница его несколько размыта, происходит диффузия "учтивых правил" в большинство городских зон.
Особым случаем проявления анонимности будет сочетание относительной редкости ситуации, относительная закрытость темы для обсуждения, и в то же время - устойчивость и повторяемость этой ситуации. Сталкиваясь так или иначе периодически с картинами и поведением, которые вызывают отвращение, горожане довольно мало обсуждают эти ситуации с референтными источниками во время первичной социализации, и впоследствии вряд ли предрасположены к такой тематизации. Возможное обсуждение в сообществе равных - соседей и одноклассников - сохраняет характер табуированности и не дает рецептов правильных реакций. Таким образом, реакция горожанина на ситуации, вызывающие отвращение на улицах, в общественном транспорте и в прочих общественных местах скорее всего будет естественным отражением всей интернализованной культуры городского поведения, предъявленной в момент быстрого решения как натуральный рефлекс актора. В таком ракурсе данные ситуации становятся методологически уникальным источником информации о паттернах городского поведения, об образе горожанина и о степени обезличенности в данной городской зоне.
К ситуациям вызывающим отвращение, и повторяющимся достаточно часто, чтобы можно было без постановочного эксперимента наблюдать повторяющиеся модели и различия в разных городах, следует отнести пятна рвоты и случаи рвоты непосредственно, столкновение с человеком который мочится на улице, случаи когда кто-то наступает на собачьи фекалии - сам актор и его спутник.
Ряд ситуаций, объединяемых в категорию "торжественные случаи", являются антиподами рассмотренных в предыдущем пункте образцов поведения. Когда мы встречаем известного представителя власти, вышедшего в народ, знаменитость, когда по пути повседневного движения мы наталкиваемся на работающие кинематографические или телевизионные группы - замешательство и интерес практически неизбежны. Как и в предыдущей категории, правила реагирования невербализованны и вряд ли передаются при первичной социализации, обсуждение опыта таких столкновений во взрослых сообществах включает скорее подробности случившегося чем подробности самопрезентации. Соответственно, механизм проявлений паттерн поведения предусматривает естественную реакцию, содержащую усвоенную общегородскую культуру.
Ситуации неравенства в паттернах избегания появляются отчасти в вышеописанных категориях, в особенности когда один из участников взаимодействия осознает недоразумение как свою вину и повод для стыда. В некоторых случаях паттерны поведения при взаимном избегании весьма сходны с поведением в случаях отвращения. Самоирония актора попавшего в неловкую ситуацию становится средством вывода ситуации на социальный уровень, где уместен анализ, проведенный символическим интеракционизмом. В качестве правильной встречной стратегии предполагаются усилия по облегчению ситуации, так называемое ритуальное улаживание. Можно рассматривать этот вариант как иллюстрацию кооперативной сущности процесса индивидуации. Индивидуализм, который противопоставлен терминологически коллективизму, может существовать только в условиях непрерывной кооперации, коллективного со-действия. Но условие, которое в коротком периоде заставляет смущаться и взаимодействовать в режиме улаживания, становится неуместным для самоиронии если переходит в постоянное состояние - инвалидность, нищету, сумасшествие.
В любой популяции инвалиды и калеки составляют значительный процент - казалось бы, достаточный для рассмотрения паттерн уличного поведения по отношению к ним. Но в одних городах вы встретите инвалидов часто и в разнообразных местах, в других - в основном в качестве просящих милостыню, а в третьих, сопоставимой величины - вообще крайне редко. В первом случае горожане знают правила реагирования на людей в инвалидных колясках, с ДЦП, с явно выраженными увечьями. В других - горожане либо не имеют стандарта приемлемой реакции, либо имплицитно ощущают, что для инвалидов наилучший способ психологического избегания - непоявление в публичных местах. Обладая такой концепцией, горожане с приобретенной инвалидностью воспроизводят модель эскапизма. В высказываниях тех инвалидов (всех категорий), которые стараются социализироваться, прослеживается тенденция - наиболее предпочтительной реакцией встречных горожан было бы безразличие - скользящий индифферентный взгляд, такой же, как встречающий среднего прохожего, или же беременную женщину, или панка с раскрашенным гребнем. Никакое позитивное санкционирование в форме сочувствия не заменит повсеместного и повседневного признания равенства..
Наиболее разработаны понятия зонирования и прочего деления городской среды в торговле недвижимостью. Я подчеркиваю специфический характер риэлтерского подхода - в отличие от составителей планов развития города и прочих принимающих решения агентов, они вынуждены работать с реальностью, экономической по форме и нередко социальной по сути. Массовая рекламная работа строительных компаний и агентств по торговле недвижимости искажает или полностью формирует представление о расположении и конфигурации центра города у горожан, даже если им не приходилось покупать/продавать жилье. Хотя в описаниях, претендующих на методические, в качестве - критериев общегородского центра фигурируют престижность, доступность и традиции, практика показывает, что операторы рынка недвижимости склонны называть центральными районами зоны ценовых пиков на территории города. Таким образом происходит негласное признание центральных характеристик в потенциале любой территории, если там сложится элитный жилой комплекс - не только с элитным стандартом жилья, но и с соответствующей структурой магазинов, больниц, развлечений и автосервиса. В то же время прекращают признаваться центром исторические его части, пришедшие в упадок.
Если разобрать перечисленные критерии, то престижность является наиболее сомнительным понятием. С одной стороны, понятие престижа не может диктоваться массовостью спроса и ценой квадратного метра, с другой - должно отличаться от доступности (существуют "относительно удаленные, но весьма престижные зоны") и традиции ("новые престижные районы"). Частично престижность описывается индикаторами близости к административным зданиям, местам проживания политических и экономических элит, эстетическими критериями (сюда же входят описанные в американских моделях направления к водоему и к возвышенности).
Также относительно более престижны районы соседствующие/совпадающие с зонами застройки жильем работников устойчиво работающих промышленных предприятий, что не так часто встречается в сегодняшней России - ведь этот фактор снижает вероятность депривации со всеми последствиями в сообществе, предполагает наличие некоторых фондов на поддержание и ремонт всех инфраструктур. Еще в советские времена крепкие заводы и комплексы развивали практику создания мелких субцентров - с достойными и разноплановыми дворцами культуры, удовлетворяющими строгим критериям качества продовольственными магазинами, а позднее и промтоварными. Оставшиеся "живыми" объединения поддерживают эту практику, производя "маленькие арбаты" в своих рабочих слободах, а живые деньги работников уже автоматически привлекают торговлю, специализированные услуги и прочий бизнес, в общем-то характерный для центра города. Доступность рассматривается с точки зрения транспортной обеспеченности, иногда подчеркивается доступность не только до районов города в целом, но до каких-то специфических локусов. Традиция подразумевает застройку историческими зданиями с привлекательным обликом и укорененную традицию престижа - властного или экономического.
Экономическая заинтересованность - единственное, что побуждает институциональных агентов риэлтерского рынка в нем участвовать. Ясное осознание возможных сверхприбылей застройщиками и операторами вторичного рынка недвижимости порождает среди прочих результатов подвижность, расплывчатость и искусственную фиксацию границ различных зон города, а именно поясов различной стоимости квадратного метра.
Именно в центре большого города, и практически более нигде, обретают свое место маргинальные формы коммерции и предпринимательства. "Если тебе надоело покупать готовую одежду в магазинах, даже самых что ни на есть фирменных, наверное пришло время обратиться к портному. В мире есть всего 83 бутика, принимающих заказы на индивидуальный пошив. В их число входит и московский магазин Cerruti, где с марта месяца принимает придирчивых модников обаятельный итальянец Пино Базиль... Стоит это столько же, сколько аналогичная стандартная одежда в магазине.." (ОМ, март 1999) . Автор не предполагает, что сколько-то значительная часть населения озабоченна возможностью заказа на индивидуальный пошив в бутиках ведущих домов моды мира. Более того, сомнительно чтобы большинство населения в России имело материальную возможность сделать покупку в бутике. В то же время их наличие является необходимой частью нормальной эстетической среды современной жизни. Некоторое количество покупателей - потребителей элитной категории, которых можно увидеть в жизни или по телевизору, возможность зайти и посмотреть такие изделия в продаже, сравнив с товарами другого ценового порядка и другого круга потребителей, наконец, вероятность сделать такую покупку раз в жизни - обогащает визуальный мир горожан, расширяет границы возможного и усиливает напряжение мотивации.
Разумеется, бутики являются принадлежностью не всех крупных городов, а некоторых исключительных городов - мировых столиц - выделяющихся не только населением и большим экономическим потенциалом, но и специфической культурной традицией - это скорее Женева, чем Киев, скорее Вена чем Стамбул, скорее Венеция чем Гамбург. В то же время есть сети торговых точек, занимающие функционально промежуточное положение между классическими бутиками и всей розничной торговлей. Это узкоспециализированные магазины. Трудно представить какой-либо иной локус, кроме центра города, где бы торговая точка или хотя бы секция предлагала потребителям разнообразные сорта термобумаги и ничего другого, или велосипедные седла, гарнитуры (бижутерию) из серебра, французские (если не во Франции) вина. В некоторых случаях субцентры в других районах города предлагают набор исключительных услуг, но если это не связано с воспризнанной исторической традицией или созданным общенациональным значением, экономические перспективы такой торговли неблагоприятны.
В современных городах Восточной Европы и России, кроме того, существующая застройка центра города явно была создана под относительно небольшие формы использования - торговлю по типу бутиков и специализированных магазинов, кафе, клубы большого разнообразия, что возможно только в условиях существования досуговой культуры. Существующие здания в прочих районах города предполагают экономию на масштабе (чем больше размер - тем больше экономия на масштабе, поскольку снижается доля постоянных затрат; но только при условии полной востребованности ресурса) , что влечет за собой либо универсализацию - как торговли, так и досуга, либо попытки (редко успешные) создания исключительного имиджа - как например у техно-клубов и специализированных книжных магазинах при издательствах и академических институтах. Даже успешные попытки такого конструирования бесперспективны в плане производства среды, создания вариативного конкурентного пространства в разбросанных локусах. Без такой среды многие нужные формы отмирают (бар по типу "последний шанс", магазины аксессуаров к подаркам).
Некоторые аспекты жизни города имеют ярко выраженную финансовую составляющую, и могут быть описаны с помощью экономических индикаторов, при этом находясь за пределами действия общих экономических закономерностей, либо попадая под мощное влияние внеэкономических факторов. Автор подразумевает, например, различные формы административного регулирования коммерческой деятельности. Практически тотальным правилом, не имеющим исключений во всем мире, являются практики зонирования и дифференцированной фискальной политики в зависимости от рода деятельности предприятий, соответствующие разделы есть и в "Градостроительном кодексе Российской Федерации" (апрель 1998). И, если регулирование размещения промышленных предприятий во многом подчиняется экологическим мотивам и дефициту крупных единых земельных участков, то решения о допустимости размещения тех или иных магазинов, увеселительных заведений, предприятий транспорта и системы питания носят волюнтаристский характер. Некоторые виды деятельности несовместимы друг с другом - очевиден пример, что вблизи школ, детских садов возникает запретная зона для торговли спиртным и некоторых развлекательных заведений. Но в то же время, нередко городские власти имеют некоторую модель развития города, с соответствующими нормами - что именно и удовлетворяющие каким критериям предприятия допустимы в историческом центре, деловом центре и зоне активного рекреативного использования.
Другой пример - автору довелось наблюдать в течение последних двух лет введение системы автоматизированных платных парковок в двух городах - Варшаве и Новосибирске. Два этих города испытывают проблемы с местами для парковки в очень разной степени, но риторика властей при этом практически идентична. В связи с бюджетными ограничениями, счетчики стоянок предполагается вводить постепенно, начиная с центра . В обсуждении не ставится вопрос о границах центра как о проблеме, при этом указывается в каких именно местах будут установлены счетчики первой очереди.
Автором была предпринята еще одна попытка выяснить, что же представляет собой образ центра города в специфической аудитории. Студентам архитектурной академии, посещавшим курс по социологии города, было предложено сформулировать собственное определение центра города и разработать его критерии. Все 28 человек, студентов 5 курса НГАХА утверждают, что прежде не читали "Идеальный образ в градостроительстве", и тем не менее в своих работах в более или менее явной форме продемонстрировали согласованность своих представлений о центре города с описанием идеального типа поселения по Линчу, в той его части, которая касается осмысленности. Разумеется, конгломерат критериев и описаний, полученных в опросе, включает много разноплановых фрагментов. Все остальные, не входящие в систему осмысленности, согласованы с другими описанными здесь критериями центра города.
Узнавание в предкогнитивной форме, "чувство места". Необходимая характеристика центра города -возможность почувствовать уникальность и особенность - отличие от других городов и от других мест города. В работах студентов встретилось: "Когда я возвращаюсь в Новосибирск, я приезжаю в центр, чтобы почувствовать - Я- здесь". Затертое, отключенное свойство восприятия - ощущать - просыпается, подтверждая актору вместе с чувством "я здесь" необходимое "я есть".
Идентификационная структура формы -связность элементов между собой и ориентация относительно других мест. В городе практически все места вне центра обладают свойством ориентации относительно центра. Можно утверждать, что локусы, неидентифицированные по их расположению относительно центра, не имеют отношения к агломерации - либо слишком удалены, либо экстерриториальны в своем символическом значении. Центр, таким образом, является априори идентификации городских пространств. Там, где локусы проживания, работы, рекреации идентифицированы с ближайшим транспортным узлом или исключительно относительно друг друга, мы имеем дело не с городом, а с конгломератом субгородских пространств - слобод, поселков, и т.д.
Возможность непосредственно воспринимать жизнедеятельность, содержание, мотивацию и смысл. Непосредственность восприятия не должно предполагать вторжения в миры - пространства акторов и групп. Смысловое противоположение с одной стороны - прозрачности, с другой стороны - интимности, скромности и безопасности предположительно снимается в идеальном центре города.
Следует отметить, что одна из постоянно упоминаемых тенденций изменения восточноевропейских столиц - относительное снижение прозрачности. В ряде случаев - Москва, Пешт - упоминается снижение и ликвидация прозрачности именно центрального района - в пределах бульварного кольца (при всем различии этого понятия для упомянутых городов).
Выразительность, транслирующая в сознание актора комплекс ценностей, интерпретацию процесса развития и функционирования, социальной структуры и мироустройства. Безусловным фактором создания общегородских, а в ряде случаев общенациональных символических значений, является мифологизация центра. Арбат, Тверская, Невский проспект, Крещатик, Дерибасовская и сеть улиц и переулков вокруг них перегружены мемориальными досками, ассоциациями с литературной классикой и историческими событиями.
Уже в 70-80-е годы заметна кинематографическая мифологизация Юго-запада Москвы - в фильмах Э. Рязанова, например. С другой стороны, миф и символ рождаются и там, где нет произвольного выбора художника. Телевизионная хроника обращает внимание на локусы, ассоциированные с производством новостей. Так, символом Москвы становится памятник Петру Первому, а не стоящее напротив него сооружение , Рублевское шоссе, здания МГУ, возле которых пытается устроить шоу Ж-М. Жарр.
Замечательный телевизионный пример - часовня "Центр России". Построенное на центральной оси Новосибирска в середине 90-х годов сооружение унаследовало название от символического культового строения, стоявшего на том же месте в начале века. Хотя очевидно, что географический центр России сместился в связи со смещением западной границы, и архитектурно-художественные достоинства часовни весьма сомнительны, идет активная мифологизация. В опросе студентов- социологов (слушателей курса по социологии города осенью 1998) 17 из 22 указали часовню "Центр России" среди объектов, которые следует предложить вниманию гостей города обязательно. В новосибирской прессе часовня рассматривается как символ города уже без дополнительных разъяснений, например - при потере контроля над собственностью некоторых отраслей - "и часовню в придачу"". Особенно активно воздействие телевизионного образа в заставках местных телекомпаний - в графической концепции вообще, в прогнозах погоды и новостных передачах. "Мама, вон тот домик что по телевизору видели" - обращение ребенка в троллейбусе.
Простая первичная структура должна позволять более обширное упорядочение по мере приобретения опыта и побуждать к созданию новых значений. В процессе социализации мы расширяем пространство, доступное нам и освоенное нами. На качественном уровне агент, которому недоступно понятие общегородской структуры со значением Центра, столь же обделен в осмысленности своей жизни, как олигофрен, ввиду биологических ограничений способный запомнить только свой двор и несколько простейших дорог от него.
Процесс имплозии городского центра как и все процессы развития города не может быть нейтрален к городскому транспорту. Парадоксально, но если определенные условия вызывают начало имплозии, то любой уровень транспортной подструктуры городской инфраструктуры способствует усилению этого процесса. При хорошо развитом транспорте, когда в большом городе сеть скоростных магистральных видов транспорта (в первую очередь рельсовых) дополняется плотной сеткой транспорта подвоза - узлы пересадок, важные железнодорожные платформы/станции метро естественным образом обрастают инфраструктурами субцентра - это особенно заметно при значительном удалении от исторического центра города. Среднее время достижимости должно включать время ожидания автобуса/троллейбуса на остановке и поправку на вероятность попадания в пробку. Ситуация последних лет весьма напряженная - никакие муниципальные инвестиции не могут развить дорожную сеть в центре, автомобилизация растет, и вчерашняя пробка стала сегодняшней нормой.
Если же транспорт развит принципиально плохо, то есть среднее время достижимости общегородского центра из спальных и других плотнозаселенных (в ночное или дневное время, неважно) районов превышает определенные показатели (в разных социально-экономических традициях - разные), тогда субцентры формируются вблизи сложившихся рекреативных зон и сооружений, транспортных узлов, административных и исторических зданий.
Тем временем важнейшие транспортные и торговые узлы, сложившиеся в общегородском центре во все возрастающей степени распространяют вокруг нецентральные образцы. Торговля и развлечения, ориентированные на приезжих и не пытающиеся удовлетворять требованиям большого города перемежаются с местами рекреации людей профессионально привязанных к данным локусам - водители и кондуктора в короткий промежуток между рейсами, торгующие на оптовых и прочих рынках, отлучившиеся перекусить - проводят это время в обществе устоявшихся отношений, где все друг другу знакомы. В свою очередь горожане и туристы избегают данных наборов услуг - чтобы не почувствовать себя чужаками и не столкнуться с низким качеством услуги. Развитие функций субцентров по всему городу подрывает экономическую базу специфических функций общегородского центра - при плохом транспорте ценность исключительных функций недостаточна для мотивации, в то время как широкий набор услуг, товаров и возможностей становится доступным в субцентрах. В свою очередь в больших городах с хорошей транспортной инфраструктурой в районах со свободными обширными площадками - разумеется на окраинах - возникают торговые зоны общегородского и выше (регионального, национального) значения. Относительная их специализация, исключительное соотношение цены/выбор мотивируют потребителя на дальние поездки, минуя общегородской центр вообще. Общегородской центр размывается на архипелаг функциональных островков, перемежающихся зонами не несущими признаков центра - ни по одному из параметров. Центр фрагментируется и скукоживается.
(с) Антон Карпов, Новосибирск, 2000