- Сплетенье пальцев, листьев, жил,
Живых, замерзших и упругих
Тождественно черт знает в чем
Примерно двадцать пять столетий -

Живую клинопись прочел,
Без страха лишнее заметить.

"Жизнь - театр. Мы в нем - актеры".
Шекспир
"Из всех искусств важнейшим для нас является кинематограф".
Ульянов - Ленин

Еще по сто грамм или хватит? Вопрос философский.
Так пить иль не пить? Если - да, то опять одному.
Стаканчик пластмассовый - кубок, обитый полоской
Серебряной. Снова сознанье уходит во тьму.

Тебе повезло - ты допился до белой горячки:
Беседуешь с призраком, с зеркалом, с тенью, с окном.
С поношенной туфлей, в которой хранили заначку,
А раньше ходили за гробом, в травмпункт, в гастроном.

Любимая... Шла бы ты ... в баню, в милицию, к маме,
К врачу, на работу, в ГАИ, в институт, в монастырь...
А мы, друг Гораций, с тобой папаню помянем,
Пока не допит еще этот, четвертый пузырь...

Мой дядя... Без правил и чести забыл про наследство.
Точнее - о том, чтоб его поделить на куски.
Не все так спокойно в скандальном родном королевстве,
Но все так привычно, что хочется выть от тоски...

Гордыня забыла о том, чо она означает.
"Пять капель"... Что уши развесил?! Забыл кто такой?!
Задумчивый взгляд неприятностей не обещает,
А лишь гарантирует вечный, приятный покой.

Но можно поверить - хоть факты доказывать нечем -
Что жизнь - это зебра, и скоро - конец полосе.
И с каждым озвученным словом становится легче,
И крик из-за камеры: "Гамлет! Тринадцать дробь семь!"

"И, значит, мы умрем...."
Zемфира

Это якобы стильно - травиться всерьез мышьяком.
Только где его взять? - ведь любой цианид в дефиците.
Ты записки кидаешь в корзину - комок за комком,
Потому что не знаешь, как пишется слово "простите".

Вдоль по лезвию бритвы изящно скользила рука,
Невзначай разрывая чужие арбатские феньки...
"Как же мне умереть, чтобы насмерть и наверняка?
Головой - о бордюр, об асфальт, о сервант, о ступеньки?

А еще, говорят, если голову сунуть петлю,
Надо только кивнуть - и потом сразу будет сиянье..."
Тело дернется в воздухе, ты тихо всхлипнешь "люблю"
И забудешь о глупостях, сделанных сдуру, по пьяни.

А потом - неотложная помощь и даже дела...
И какая-то жизнь в серых стенах больничной палаты,
И истерика: "Все это - из-за такого козла!!!!"
Так живут в Склифосовском подросшие дети Арбата...

Ты уважашь Осю Мандельштама
Пока огонь вина в крови горит?
На кухни тихо заскрипела рама -
У Тани - рецидивный суицид,

У нашей прозы будущего нету,
У Толика во вторник - гонорар...
На восьмерых раскурим сигарету,
И Боря процитирует "Анчар",

И Женя вновь прожег ковер и штору,
Крича, что Достоевский - идиот,
И, прерывая пламенную ссору,
Пошел на кухню - и теперь блюет,

Поэзию двадцатого столетья
Он вместе с прозой видел лишь в гробу.
России страшных лет родные дети
Опять хотят спасти ее судьбу.