Эволюция любого национального или регионального мифа в мировой культуре, как правило, проходит "по нисходящей": первоначально являясь важным социообразующим фактором, он постепенно теряет свою актуальность, вырождаясь в конечном счете в некое подобие "классической детской сказки". Частично это связано с ростом средней продолжительности жизни и средней длительности обязательного образования, частично - с накоплением научных, философских и творческих концепций более высокого порядка ("человечество, смеясь...").
В то же время история культуры XX века убеждает нас в том, что возможен и обратный процесс. Западноевропейский рыцарский миф не только становится важным элементом массовой культуры, но и, возвращаясь, порождает два новых жанра: "фэнтези" (актуализуясь в традиционно-мифологической образной системе) и "космическую оперу" (преломляясь через призму техно-мифологического мировосприятия). В первом случае большинством экспертов "классикой жанра" признается трилогия "Властелин Колец" Дж.Р.Р.Толкина, во втором - фильм "Звездные войны" Джорджа Лукаса. Оба жанра обладают практически идентичной структурой образного ряда. Прямым назначением и того, и другого является описание двух- или более-сторонних конфликтов в произвольном окружении, с произвольно расставленными сильными и слабыми местами сторон. Иначе говоря, и фантастика, и "фэнтези" в своем идеальном проявлении - это мысленное экспериментирование в области теории игр и социологии в чистом виде; наиболее ярким примером здесь является Станислав Лем.
С другой стороны, устойчивый набор "литературных технологий", штампов, персонажей и сюжетных ходов, возникший в этом направлении, казалось бы, далеко не исчерпывает открывшееся пространство мысленного эксперимента. Более того, складывается впечатление, что сами авторы не спешат его исчерпать. Речь здесь идет не только об "авторах", работающих на массовый спрос, но и о признанных мыслителях: у Бредбери, например, мотивы гибели цивилизации в "последней битве" и бегства избранных на Марс кочуют из произведения в произведение.
Так что же такое фэнтези, фантастика? Бегство от реальности в красивую игру или результат описанного Фрейдом "вытеснения", вновь и вновь возвращающего беглеца к проблемам, о которых тому принципиально не хотелось бы знать или хотя бы помнить?
При некотором сходстве контекста фэнтези и "космической оперы" с традиционным мифологическим набором следует обратить внимание на то, что в последнем существует четкое разграничение областей бытия, выделяющее человеку собственную статичную, замкнутую и ограниченную "экологическую нишу". В античной философии это отразилось в концепции "смертного" и "бессмертного", "подлунного" и "надлунного", сохранившейся до формально развенчавших ее астрономических исследований Галилея, Тихо Браге и Кеплера. Здесь заметим, что за всю историю продвижения позитивного атеистического материализма борьба с традиционным мировоззрением шла с подменой тезисов: экспериментально опровергнув физику Аристотеля, исследователи делали вывод об абсурдности всякого убеждения, не подтвержденного (пусть и не опровергнутого) экспериментом. Сыграла роль и некоторая недальновидность иерархов католической церкви, с поразительной принципиальностью боровшихся с очевидным - вспомним астрономический памфлет Ломоносова: "Кто видел простака из поваров такого, который бы очаг вертел вокруг жаркого?" Вспомним шведского короля, заявившего: "Если бы я был Богом, я бы устроил мир попроще".
В ходе этого процесса граница между человеческим и надчеловеческим была окончательно размыта. Критический разум не просто победил веру; для веры во что-либо, кроме собственных сил, просто не осталось места. Идеальный герой фэнтези сочетает в себе всемогущество и антропоморфизм - если не во внешности, то, по меньшей мере, в образе мыслей. Общеизвестна крылатая фраза эпохи промышленной революции: "Природа не храм, а мастерская". Или другая: "люди как боги".
Экономисты-либералы убедили человечество в том, что абсолютного блага можно достичь, преследуя исключительно личные интересы. Развитие физики и социологии поставило на службу личным интересам конкретных людей такие рычаги управления, которые традиционно считались запредельными, запретными для смертных. Речь здесь идет в первую очередь о ядерном оружии и о практике тотального манипулирования массовым сознанием.
Стало традицией начинать знакомство ребенка с достижениями научно-технического прогресса с параллели между "традиционной магией" и современной тех-нологией. Технология как средство изоляции от природной среды объективно работает на "продление детства", вытеснение "пределов роста" за горизонт восприятия. "Вера в чудеса" в индустриальном и постиндустриальном обществе - не столько балласт, от которого приходится избавляться, сколько вакцина, готовящая ребенка к предоставляемым ему обществом возможностям. Проблема, однако, заключается в том, что антропоцентристски устроенный социум, истеблишмент, с предельной прямотой объявляющий себя центром мироздания, присваивает себе два никогда ранее не свойственных ему атрибута: авторское право на сотворение мира (подмена религии идеологией) и суверенное право на его уничтожение (подмена божественного предопределения стратегической необходимостью). Оружие массового уничтожения, превращающее противника в безгласную статистическую единицу, имеет мифологические аналоги только как инструмент "наказания свыше". Содом и Гоморра, Атлантида не могли быть уничтожены одним волевым решением человеческого лидера - "кесарю кесарево". Кесарь конца XX столетия уже способен закрыть мировую историю: "Я объявляю Советский Союз вне закона".
Неоднократно говорилось о политическом, экономическом и геостратегическом значении ядерного оружия, но психологическое (даже мировоззренческое - тот самый шукшинский случай, когда локальный научный прорыв вносит поправки в основной вопрос философии:) часто упускается из виду. Своих нынешних вершин физика достигла, лишь перестав быть интуитивно понятной, оторвавшись от "здравого смысла" и тем самым ограничив подавляющее большинство людей в праве понимать происходящее - подобно тому, как в школьном курсе математики некоторые теоремы даются без доказательств, ибо доказательства слишком сложны. Вера, основанная на авторитете учителя, впервые со времен схоластической философии официально вытеснила разум как источник знания. Именно здесь следует искать основную причину столь легкого вытеснения оптимистичного прагматизма Нового Времени иррациональными концепциями New Age.
Ядерному оружию (не без косвенного участия разного толка популяризаторов) немедленно приписали мистические свойства. Говорят, что ядерное оружие уничтожает бессмертную человеческую душу. Говорят, что ядерное оружие разрывает пространственно-временной континуум, пропуская в наш мир неведомые крылатые сущности. Ядерный взрыв понимается как масштабный эквивалент оргазма (баллистическая ракета, соответственно, объявляется фаллическим символом). Особого внимания заслуживает и образ ядерного диверсанта-камикадзе, прочно укрепившийся в массовой культуре.
Физика перестала быть символом победы человечества над природой. Физика стала символом неизбежной непредсказуемости. Школьный курс достаточно полно объясняет близкие и понятные бытовые явления, но, как известно, материя, к которой применимы закономерности классической физики, составляет менее одной тысячной вещества Вселенной. Девяносто девять процентов материи находится не в жидком, не в твердом и не в газообразном состоянии; все это - частные случаи сверхузкого по космическим масштабам интервала температур, "капризы природы". Чтобы выявить общие правила, нужны орбитальные телескопы и ускорители стоимостью в миллиарды долларов. Как сказал Хоукинг, "возможно, мир не только сложнее, чем мы его представляем, но и сложнее, чем мы можем себе представить". Неискушенному обывателю в экспоненциально нарастающем потоке сенсационных открытий понятно только одно: все это слишком масштабно и слишком страшно для его понимания. В структуру ассоциаций массового сознания прочно вошли: черные дыры, вспышки сверхновых, приобретенный иммунодефицит, гипотетическое вмешательство в историю с помощью машины времени, гипотетическое вмешательство в промысел Божий с помощью клонирования. Немало над образом врага в академической мантии, "сумасшедшего ученого" потрудилась и пропаганда "зеленых": достаточно вспомнить многочисленные дискуссии (наиболее остро протекавшие в эпоху холодной войны) о моральной ответственности за научные разработки, причем не только прикладные (такие, как новые виды оружия), но и фундаментальные, открывающие дорогу прикладным... А поскольку массовое сознание считает явление объясненным, как только создает или ассимилирует его название, возникло такое явление, как графомания от теоретической физики (биологии, психологии... даже экономики). Для того, чтобы понять ее масштабы, достаточно почитать разделы рациональных предложений популярных журналов со справочником в руке. "Сон разума рождает чудовищ", но разум засыпает от обилия информации не меньше, чем от ее отсутствия. Страх, растерянность, инстинктивное желание "запретить любой ценой", синдром "мирового заговора" (виновен и разработчик за чертежом, и рабочий за конвейером, и летчик, исполняющий приказ, и налогоплательщик, финансирующий военные программы) - все это симптомы стресса в массовом сознании, вызванного появлением оружия массового уничтожения.
Практически всегда основными точками сюжета произведения, в котором участвует "абсолютное оружие", с некоторыми вариациями являются момент его разработки (завязка), момент применения (кульминация) и момент уничтожения, "разоружения" (разрешение). Судьба конфликтующих сторон уже не столь важна - оружие здесь главное действующее лицо, истинный протагонист композиции.
Попробуем проследить, как здесь возникает и как реализуется стресс. Хорошее представление об этом дает построение следующего эпизода из фильма "Звездные войны":
- объяснение, по каким причинам "абсолютное
оружие" будет применено имен-но здесь и
сейчас (демонстрационный запуск, акт
устрашения);
- красочное схематичное описание принципа
действия устройства, по возможности
непонятное для зрителя (штамп жанра:
создание впечатления наукообразия,
технологической обоснованности);
- акт Судного Дня.
Источником стресса здесь является
сопоставление несопоставимого:
существование населенной планеты ("мезокосма")
- высшая мыслимая ценность, с точки зрения
традиционного ("доядерного") мышления -
приносится в жертву более приоритетной
стратегической необходимости. Как и любая
идея, к которой массовое сознание не готово,
эта проходит три стадии:
1. "Так не должно быть, потому что не должно быть никогда".
Такова реакция абсолютно рационального субъекта, привыкшего решать свои проблемы самостоятельно или в рамках легальной политической борьбы. Такова точка зрения пацифиста, эколога, требующего законодательно ограничить исследования в наиболее одиозных, с его точки зрения, фундаментальных областях знания, пока не изменятся социальный контекст, интересы и предпочтения действующих лиц.
2. "Возможно, этому есть причины, понятные не всем. Возможно, моя картина мира неверна".
Здесь поражает разнообразие выдвигаемых
"объяснений":
- планета перенаселена, война сократит
нагрузку на ресурсную базу (выдвинули
независимо друг от друга Мальтус и русские
крестьяне времен первой мировой);
- люди изначально грешны, гибель
цивилизации - наказание за грех или
искупление греха (вульгарное
августинианство);
- люди разобщены, только одновременная
смерть способна объединить их (Гайто
Газданов, "Ночные дороги");
- смерть - высокий, но труднооценимый дар,
привилегия человеческого рода (Дж.Р.Р.Толкин);
- мир развивается циклически, и гибель
цивилизации - один из необходимых этапов
цикла (точка зрения берет начало из
ведической мифологии, наукообразно
оформлена в "Гиперболоиде инженера
Гарина" (дневник Манцева); в настоящее
время переживает всплеск популярности);
- цель и основное содержание истории - боль и
насилие как таковые (Ницше в вульгарной
трактовке, сатанизм разного толка).
Несмотря на кажущуюся последовательность, ни одна из этих гипотез не оказалась достаточно убедительной для массового сознания. Каждый нормальный человек обладает инстинктом самосохранения, и этот барьер можно преодолеть, лишь каким-либо образом, пусть умозрительно, отделив себя от объекта насилия. То есть сформировав образ врага, заслуживающего смерти любой ценой; тогда самоубийство оправдывается и называется самопожертвованием.
3. "Я согласен с необходимостью применения оружия массового уничтожения, ибо вижу в этом реальную стратегическую необходимость".
Здесь мы наблюдаем предельный, экстремальный случай вытеснения прагматически-социальными ценностями всех остальных. Как заметил Бертран Рассел, "одна ветвь западной философии привела через Руссо и Ницше к Гитлеру, другая - через Локка и Маркса - к Сталину". Продвижение антропоцентризма в массовом сознании можно сравнить с насильственной сменой власти: исторический опыт показывает, что "революция пожирает своих детей". С одной стороны, с развитием технологий управления, с разверткой доступного пространства возможностей заметно расширились границы человеческой идентичности. Я (me) - это не только мое тело, но и предметы, которые мне принадлежат (собственность), и люди, которые мне подконтрольны (власть). С другой стороны, центр тяжести принимаемого решения уже не всегда оказывается в коре больших полушарий индивида; с появлением корпораций, с интеграцией социума, с выдвижением на первое место формально регламентированных и автоматизированных методов управления намного проще стало сослаться на обстоятельства, отказаться от ответственности, почувствовать себя ячейкой сети или узлом дерева. К началу XX века индивидуальность стала ликвидным активом, который в условиях возрастающей отдачи от масштаба тяготеет к концентрации. Экономически это выразилось во власти трестов, политически - в феномене "абсолютной власти", или "1984".
Итак, не только "люди как боги", но и "люди как свиньи - и все одинаковы". Эти дополняющие друг друга последствия кризиса антропоцентризма XX века отметил еще Даниил Андреев, поставив рядом "физическую гибель человечества вследствие мировой войны и духовную гибель человечества вследствие установления мировой тирании".
Для того, чтобы проследить эту связь, обратимся к понятию экспансии.
С точки зрения экологии, каждый биологический вид, оказываясь в новой для него экологической нише, проходит три стадии адаптации. На первой стадии происходит первичный отбор, формирование оптимального для данной ниши генотипа. Вторая стадия состоит в экспоненциальном росте популяции до естественных пределов, зада-ваемых ресурсными потоками ниши. На третьей стадии численность вида стабилизируется, и биогеоценоз снова входит в состояние динамического равновесия. Эта последовательность применима и оптимальна не только для классических экосистем, но и для любой динамической конкурентной среды.
Человечество, однако, оказалось в привилегированном положении за счет способности разума целенаправленно изменять свою экологическую нишу, постоянно привлекая в нее ресурсные потоки извне - то есть расширяясь. А поскольку разумный человек отличается от своих предков привычкой выражать все словами, с самого начала экспансии было найдено оправдание - им оказался образ врага. Образ "черного всадника на грани кругозора" (Г.Иванов) - далекого, чужого, представляющего вероятную опасность и уже поэтому не имеющего права на существование.
Образ врага "взрослел" вместе с человечеством, пройдя через этапы тотемизма, мифических чудовищ и "духов места", языческих стихий разрушения, Сатаны биполярного теоцентризма, романтики колонизаторов и "покорителей природы". Обратим здесь внимание на вторую составляющую современной фантастики - миф североаме-риканский, миф о героях фронтира, Дикого Запада, уже при жизни вобравший в себя стахановское движение (сталевар Йо Мадьярок) и Книгу Рекордов Гиннесса (спортсмен Сэм Пэтч).
К началу XX века - одновременно с определением реальных границ экспансии в ее традиционном понимании (по крайней мере, до начала освоения Солнечной системы) - образ врага нашел свое место в стопроцентно рациональной, прагматической концепции "национальных интересов". Если от традиционной мифологии требовалось разъяснение, оправдание конфликта (вспомним роль папства в инспирации религиозного фанатизма при организации крестовых походов), то в настоящее время словосочетание "национальные интересы" позволяет объявить врагами нации любую группу людей практически без объяснения причин. Иначе говоря, личность фактически уступила социуму (то есть правящей элите) выбор лиц, которым она искренне желает смерти. Вспомним Мао Цзэдуна: "Если треть человечества погибнет, и в мире будет установлен коммунистический строй, гибель этих людей будет оправдана".
С другой стороны, как показывает историческая практика, последним ответом на неопровержимое ресурсно-технологическое превосходство противника обычно оказывается обращение к консервативным ценностям. Так было, например, в Японии 1945 года, когда имперская пропаганда не уставала повторять: "Наше главное богатство - это люди. Это люди, верные традициям". В условиях, когда важным становится сохранить status quo (национальную государственность, экономическую стабильность, ядерный паритет), образ врага формируется "от противного": враг абсолютно рационален и прагматичен, враг не имеет иных мотивов для конфликта, кроме расширения своих собственности и власти, враг стремится к неограниченной экспансии; конфликт ассоциируется с Армагеддоном, итогом истории цивилизации. Иначе говоря, в соответствии с биполярной теологией, враг осознается на уровне архетипа, национального или регионального мифа как олицетворение демонической стороны реальности: как замок Клингзора, как Лига Темных Миров (Union of Soviet Socialist...), Мордор (Темная Страна).
Соответственно, положительные герои фэнтези - это "Хранители равновесия", наделенными следующими двумя основными функциями:
- поддержание традиции, имеющей некоторый легитимный мифологический источник, олицетворенной в некотором артефакте, реликвии (чаша Грааля, императорская корона, Кольцо Власти у Толкина, запрещенные книги у Бредбери) либо представляющей собой герметическое знание, передаваемое при личном контакте (буддийская идея посвящения, учительства). При этом прагматическое объяснение традиции не дается (на данный момент не существует исчерпывающих формальных определений дхармы, Силы джедаев или рок-н-ролла), или "посвященные" просто не придают ему особого значения;
- восстановление нарушенного status quo (вспомним пророчество о возвращении Артура или его современную версию "ах, если бы Сталин был жив!.."). Подсознательно каждое разумное существо уверено, что никогда не умрет; если оно не может обеспечить себе бессмертие самостоятельно или в рамках современного ему социума, срабатывает архетип "истинного родителя", временно удаленного или утерянного, но в то же время способного вернуться, чтобы "восстановить справедливость".
Обратим здесь внимание: в стрессовых условиях широкое разнообразие стра-тегий самоопределения поляризуется, сходится к двум крайностям - мировоззрениям абсолютно рациональному и абсолютно иррациональному. Научные, социологические и философские прорывы XX века - бесспорно, факторы стресса, шока, суть которого образно выразил Джим Моррисон: "acquiring soul for wisdom, open the walls of mystery, a strip show". Появление общей теории информации, немедленно вторгшейся в философию, расшифровка нейронных связей коры головного мозга, опыты в области клонирования, прохождение искусственным интеллектом (на данный момент, правда, частичное) теста Тьюринга на способность искусственной информационной системы поддержать живой разговор неотличимо от собеседника-человека - все это заставило homo sapiens усомниться в собственной исключительности. Именно двадцатому веку при-надлежит крамольная мысль о полном замещении людей роботами, авторство которой оспаривают Станислав Лем и Иосиф Виссарионович Джугашвили ("незаменимых людей нет!").
Как это ни парадоксально, большинство людей считают себя выше всякого ра-ционального объяснения (зачастую, правда, отказывая в этом другим - каждый считает, что "разбирается в людях"). Квантовая механика, признав вероятностную природу мироздания, давно примирила физику со свободой воли, то есть с принципиальной непредсказуемостью точного поведения таких систем, как человеческий мозг; но для большинства все еще актуален кантовский софизм "существует причинный закон; человек не подчиняется причинному закону; следовательно, в человеке есть нечто, не подчиняющееся причинному закону". Вторая посылка проистекает из подсознательной уверенности человека в особом месте своей личности во Вселенной (есть Я и есть не-Я) - иначе говоря, является элементом концепции антропоцентризма. Признание обратного - зачастую личная трагедия, приводящая к беспросветному пессимизму, а иногда даже к самоубийству.
Поляризация происходит на уровне общения: рационалу скучно с иррационалом, не желающим вписываться в давно выстроенную рационалом теорию на строго определенное место; иррационалу страшно с рационалом, ему кажется, что классификация отнимает у него какую-то индивидуальность, самость, свободу выбора. Рационалу нравится замкнутый, предсказуемый мир; иррационалу страшно - а вдруг мир действительно замкнут и предсказуем? Похожая ситуация описана в "Коллекционере" Фаулза: Миранда Грей могла только умереть или спастись бегством, но никак не убедить Калибана в своих жизненных ценностях. В повседневной жизни вопрос стоит не так остро, но и здесь большинство предпочитает не убеждать любой ценой, а подбирать единомышленников и отсекать несогласных: "Мы все так говорим, значит, это правда!".
Итак, бегство в противоположный лагерь. Именно "противоположный", в единственном числе - индивидуальная оппозиция есть удел немногих, даже в "революции цветов" при всем провозглашенном раскрепощении личности присутствует групповое, коллективное начало. Мир перестал быть арифметической суммой селений, городов и стран, мир колеблется в резонансе, в нем как никогда прежде проявлен "принцип системности" (свойства системы, не присущие ни одному из ее элементов); и личный выбор - это не "кто я?", а "с кем я?" Абсолютно иррациональное, мифологическое мировосприятие - это самореализация через сопричастность. С другой стороны, действительность позволяет стать сопричастным каждому, кто сочтет это необходимым. Вспомним: Фродо у Толкина - обычный хоббит, такой же, как все, он стал героем, лишь согласившись донести Кольцо, то есть примкнуть к Хранителям. У Бредбери, кстати, победа таковых над mainstream даже оправдывает ядерную войну - что это, если не вера в "спасение избранных"?
С другой стороны, не только вовлечение индивидуальности в гностическую пирамиду "посвященных" и "сочувствующих" способствует укреплению абсолютно иррационального мировосприятия, но и сами по себе миф, иррацио способствуют самоста-билизации и даже самомобилизации человека. Самый первый шаг на этом пути - это убеждение "я верю, ибо человеку нужно во что-то верить". Убежденность в сопричастности какому-нибудь процессу мирового или национального значения (пусть умозрительному) - это мощная психологическая поддержка. В конечном счете, она основана на желании изменить мир, ассоциировав себя со способным на это источником власти, то есть продолжает описанное выше размывание границ личности. Пожелание удачи в "Звездных войнах" звучит как "да пребудет с тобою Сила". Фраза "они недооценили возможности такого маломощного оружия, как истребитель" сказана задолго до рейда Шамиля Басаева, полностью "переигравшего" стопроцентно проигранную войну, но она абсолютно точно указывает на возможности, которые открываются перед волком-одиночкой, способным к фанатической самоотдаче. Технологии наподобие психоанализа, аутотренинга, "двоемыслия", начало которым было положено восточными практиками медитации и восточным неуважением к индивидуальности, дают результаты, вполне сравнимые с психокинетическими фокусами "учителя Йоды".
Более того, появление оружия массового уничтожения создало еще одну нишу, в которой уникальная индивидуальность востребована. С рождением термина "позиционная война" большее значение стало придаваться ресурсной стороне конфликтов. Фактически, обе мировые войны были выиграны "не умением, а числом". Появление же ядерного оружия изменило картину кардинально - при любом соотношении сил гибель цивилизации в итоге масштабного ядерного конфликта неизбежна (климатические сценарии "ядерной ночи" и "ядерной зимы" не оставляют выжившим никакого шанса даже на минимально необходимое для продолжения рода воспроизводство биомассы); идею "first strike" (опережающего удара, "ядерного блицкрига") никто, кроме ее разработчиков, не принял всерьез. Ресурсный, силовой перевес стал фикцией (спорным остается лемовский сценарий автоматизации принятия стратегических решений с соревнованием по вычислительной мощности, приводящий к "бунту роботов"), сработала известная в теории игр модель "двух соучастников", когда самоограничение взаимовыгодно.
Таким образом, правила игры стали более важны, чем исходные позиции игроков. Именно этот факт стал "спусковым крючком" распространения идей политической корректности, экологической безопасности, "антитреста" - они были актуальны и раньше, но, видимо, соответствующие проблемы не стояли так остро, как ядерная угроза. Осознание смертельной угрозы ядерного конфликта послужило смещению приоритетов массового сознания, позволившему, в частности, движениям пацифистов и "зеленых" различного толка опереться на массовую политическую поддержку. Вспомним вывод Аурелио Печчеи, основателя Римского Клуба: рациональных экономических интересов недостаточно для устойчивости (sustainability) земной цивилизации, нужны принципиально иные "человеческие качества". Мораль перестала быть просто набором заповедей, исполнение которых приветствуется родителями и школьными учителями, она стала фактором долгосрочного выживания, фактором стратегическим. А индивидуальность стала важной в качестве носителя морали, ибо на данный момент человек неспособен передать эту функцию искусственному интеллекту - и, согласно распространенному убеждению, не сможет сделать этого никогда.
Фактически, все доступные военные, политические и экономические инструменты разделились на "благородные" и "неблагородные" - именно так следует понимать различие между "допустимым" и "недопустимым", которое не следует прямо из рациональных интересов политического или экономического субъекта и которое принимается массовым сознанием извне. Иначе говоря, вновь оказался востребованным такой архетип, как "кодекс рыцарской чести", стало хорошим тоном "работать чисто". Например, высокоточные удары по военным базам противника - достойны воина. Бомбардировка населенных пунктов - недостойна воина ("не обнажать меч на простолюдинов"). Вспомним "Звездные войны": "Это не какой-нибудь лазерный гранатомет, это благородное оружие!" Вспомним "Властелин Колец": "Мы не имеем права использовать Кольцо сами". Такое противопоставление исторически актуализовалось в доктрине о неприменении первыми ядерного оружия, но уже сейчас звучит как общее положение, элемент морали, то есть как установка, происхождение которой до конца не осознается - вплоть до схоластических силлогизмов вида "мы не можем ответить на террор террором, иначе мы уподобимся бандитам". А такое явление, как мирное урегулирование локальных конфликтов при участии международно признанных арбитров, фактически повторяет рыцарский турнир, то есть поединок "один на один" с регламентированными правилами, соблюдение которых есть гарантия от полномасштабной войны... то есть от ресурсно-технологического противостояния, которое - это не утверждается, этот якорь отложен в подсознании - может привести и к применению "абсолютного оружия", и к установлению "абсолютной власти" победившего над побежденным. То есть к допуску в пространство конфликта третьего "действующего лица демонической природы", "вселяющегося" в его участников и подчиняющего "одержимых" своим интересам.
То же самое можно сказать и об экологической безопасности. Подобно тому, как патенты служили в средневековых цехах гарантией от того, что определенная технология подразумевает контракт с "нечистой силой", штамп "экологически чистый продукт" на этикетке дает заметное конкурентное преимущество, хотя далеко не каждый может вразумительно объяснить, что он в точности означает. Более того, известны случаи, когда "политически корректные" потребители бойкотировали продукцию фирм, практиковавших расовую дискриминацию или недопустимые приемы конкуренции. Это уже не рациональный выбор между хорошим и плохим, а иррациональный выбор между "достойным" и "недостойным" - несущим на себе след некоего греха, скверны, способной испачкать от прикосновения. Известен лозунг сторонников чистоты киберпространства: "Stop Internet Explorer!" Такие люди редко убеждают в своей правоте рациональных потребителей (даже если действительно правы), потому что просто никогда не задумываются, чем на практике лучше, например, Netscape Navigator.
Они не просто потребляют. Они самореализуются через сопричастность.
Подводя итоги, следует отметить: переломы массового сознания всегда сопровождается возрастанием идеологической нагрузки на формируемое обществом информационное окружение, то есть на современную ему культуру - прежде всего потому, что остро поставленная проблема, подобно центрифуге, разделяет социум, отвлекая определенный процент мыслящих пассионариев от создания информации в чистом виде ("net output" культуры) на тиражирование собственных убеждений или, в худшем случае, на воспроизведение убеждений большинства. Человеческому самосознанию, бесспорно, пошли на пользу ломка антропоцентристских стереотипов, открытие новых координат мировосприятия, новых отвлеченных категорий, применимых для описания действительности. Однако "все пути начинались от наших дверей, но мы только вышли, чтобы стрельнуть сигарет" - для большинства (но заметим, что далеко не для всех) авторов жанры fantasy и science fiction свелись к узкому набору модных и хорошо продаваемых сюжетов и образов, а для большинства читателей, как это ни прискорбно, стали источником истины в последней инстанции. Что же, пересказ мифов погубил не одну творческую школу (вспомним судьбу русского символизма), когда-нибудь закроется и эта; но история искусства показывает, что время само отсеивает пропаганду и маркетинг, оставляя будущим поколениям единичные образцы истинного творчества, истинного пророчества, истинного мысленного эксперимента, которых в наше время создается не меньше, чем в любые другие времена.
(с) LXE, 1999; опубликовано в "НГ-Религии" 10 ноября 1999 года