Надеюсь, мне пришла в голову верная мысль: надо все записать. По большому счету, не случилось ничего выдающегося, однако мысли! тяжелые, унылые мысли просятся на бумагу. Может быть, тогда они отстанут от меня, выветрятся из башки, и я смогу жить относительно спокойно, не задумываясь над вопросами, на которые все равно не дождаться ответа. Не ждите рассказа, сюжета, событий: перед вами, если вы - те, к кому я обращаюсь во множественном числе - вообще существуете, лежат всего-навсего бесхитростные записи, не претендующие на роль философского трактата или, тем более, художественного произведения. Начну с начала. Не так давно, будучи в отпуске, субботним днем я повстречался на бульваре с моим старым знакомым Т., который сидел на скамейке и угрюмо рассматривал носки своих рыжих ботинок. Мы с ним близко не дружили, Т. всегда казался мне излишне болтливым. Кроме того, слишком разные вещи привлекали нас в жизни. Я был технарем и потомственным воякой, а Т., биолог по образованию, сперва изучал физиологию и повадки толстолобого сомика, но после увлекся вещами, которых я в принципе не понимал. После того, как Т. пустился умничать, его последний - до сих пор незавершенный - труд носил название "Неконкретность православной апокалиптики" (помню, как ни странно, наизусть). Необъяснимо мрачное лицо Т., исключавшее, на мой взгляд, повышенную разговорчивость, а также то обстоятельство, что я на протяжении многих месяцев был лишен возможности общаться с нормальными людьми, заставили меня присесть рядышком. Я сел очень тихо, осторожно, зная, что Т. на меня не глядит, и прикидывал, что бы такое забавное отмочить по случаю нечаянной встречи, но Т., не поднимая головы, которую, похоже, поддерживал за уши, внезапно спросил:
"Ты откуда свалился? "

Голос у него был вялый, утомленный, что тоже не вязалось с Т., которого я помнил.
"С неба, как нетрудно догадаться", - ответил я, и ответ мой был сущей правдой. Дело в том, что нынче я - подполковник авиации, летчик-испытатель.
"И что там, в небе? "
"В небе все под контролем", - сообщил я беззаботно, хотя, как скоро будет видно, эти мои слова сущей правдой не являлись.
"Отрадно слышать, - Т. отпустил свою всклокоченную голову и выпрямился. Он смерил меня взглядом и печально улыбнулся. - Хоть где-то все схвачено".
И он протянул мне руку для запоздалого рукопожатия.
Я посмотрел на часы.
"Чего ты тут торчишь в выходной, в такую рань? Утренний моцион? "
Т. зябко повел плечами и поднял воротник пальто.
"Что-то вроде того. Да нет, просто не спится".

На всякий случай я принюхался, не пахнет ли от Т. вчерашним алкоголем - не пахло. Тем не менее я предложил ему плюнуть на ранний час и отправиться в какое-нибудь скромное место, где можно отметить встречу. Я ждал, что Т., никогда прежде не жаловавший забегаловок, начнет отказываться, и я готов был приступить к разнузданным, настойчивым уговорам, заранее обреченным на успех, но тот, к моему удивлению, согласился сразу, и мы пошли.
По пути я сетовал на низкие заработки и добрым словом поминал заплесневелые времена, когда подполковники были в почете, не говоря уж о летчиках.
"Но ты не волнуйся, - я хлопнул Т. по сутулой спине. - Не думай, что я собрался сесть тебе на хвост. Деньги есть".
"Я тоже не бедствую, - усмехнулся Т. - Работаю теперь в конторе на компьютере, платят хорошо".
Я, признаюсь честно, обрадовался, потому что внешний вид Т. позволял усомниться в его платежеспособности. Не то, что я боялся, что сядут на хвост мне, но все-таки ощутил простительное удовлетворение. Очень скоро мы обнаружили подходящий подвальчик, куда и нырнули. Дело происходило вдалеке от центра города, на окраине, и услуги, в которых мы нуждались, стоили относительно дешево.
Мы выпили по сто за свидание, ополовинили кружки, и Т. сделался веселее.
"Давай еще про небо, - попросил он, облизывая губы. - Как там все зашибись".
Я послушно и не без удовольствия выполнил его просьбу и минут десять трепался на разные темы, рассказывая большей частью не о небе, а о наземных службах, повсеместном развале, лихоимстве и казнокрадстве. Т. не перебивал и в нужных местах либо поддакивал, либо просто мычал - показывал, что слушает, и я отметил про себя, что и этого в нем раньше не было, Т. всегда предпочитал говорить сам. Выдохнувшись, я собрался взять еще по соточке, но Т. меня остановил, сказав, что теперь его очередь платить.
"И рассказывать, - напомнил я. - Иди бери, и после объяснишь, что такое страшное с тобой стряслось. Я же вижу, ты сам не свой".

Т., поднявшийся было из-за столика, на секунду замер, затем безнадежно махнул рукой в знак согласия и отправился к стойке. Вернулся он с двумя полными стаканами, по поводу которых я хмыкнул - наполовину одобрительно, наполовину настороженно, а Т. пояснил: так надо, дескать. И махнул свой стакан сразу - не чокаясь, без закуски. Посидев какое-то время с рукавом пальто, прижатым к носу, он выдохнул и сдавленно проговорил:
"В моей квартире поселилась нечисть".
Я сразу ему поверил. Не знаю, почему, но поверил. Конечно, я не врач, но Т. ни в чем не соответствовал моим представлениям о душевнобольных. И если он утверждает, что встретился с нечистью, то значит, у него есть основания так говорить. Скорее всего, Т. заблуждался, но что-то произошло.
"Говори", - не желая уронить престиж военно-воздушных сил, я выпил до дна и хрустнул сушкой.
Т. заговорил. Поначалу он путался, но вскоре - по мере того, как усваивалось выпитое - перешел на связную речь, из которой я понял следующее. Шел уже второй месяц с того момента, как в доме Т. начали твориться странные вещи. По комнатам стала шляться какая-то тварь, похожая на гориллу. Т. не мог в деталях описать ее внешность, поскольку, как он утверждал, в облике твари постоянно присутствовала неопределенность. Видимая, казалось бы, во всех подробностях, гостья не запоминалась, в памяти сохранялись лишь расплывчатые воспоминания о спутанной шерсти, горящих глазах, улыбающейся пасти, похожей не на звериную, а на чью-то еще.
"Либо сон, либо галлюцинация", - я доел сушку.
"Разумеется. - с горечью кивнул Т. - Потому я и молчу. Ты первый, с кем я откровенен до конца. А посему даю честное слово, что я не алкоголик - хотя не исключаю, что от такой жизни скоро им сделаюсь, что прочая действительность остается для меня совершенно обычной, без призраков и голосов, что я не сплю, и это не ночной кошмар. Горилла появляется только в часы моего бодрствования, более того - она не дает мне уснуть. Она уже не бродит по комнатам, она устраивается в углу на корточках и смотрит на меня. Больше ничего худого я от нее не видел, но попробуй тут спать! "
Т., захмелев, ударил по столу ладонью, потом откинулся и чуть не упал: он позабыл, что сидит на скамье и спинки сзади нет. Но он удержался, широко замахнулся рукой и пьяным щелчком позвал "челаэка". Когда подлетел "челаэк", Т. потребовал пива.
"Возможно, это кикимора, - с серьезным видом продолжил Т., сдвигая брови. - Я повадился читать разные журнальчики и газеты, где пишут про это... ну, про аномалии. Однажды наткнулся на глупейшую статью о какой-то деревне, где кикимора крала детей. Те, кто ее видел, описывают существо, похожее на черную мохнатую обезьяну. Мне нечего терять, и я готов поверить, что это - мой случай. Да! ".
В этот момент у меня под носом обнаружилось пиво - не менее волшебным, неожиданным образом, чем призрак в доме Т. Я почувствовал, что должен прийти собеседнику на выручку.
"Что мешает нам переместиться в твои хоромы и установить наблюдение? - задал я вопрос. Одновременно я разнеженно закурил, выпустил струю дыма и ощутил себя мудрым и опытным. - Не думаю, что ты подозреваешь меня в страхе перед какой-то кикиморой".
"Спасибо, - Т. благодарно улыбнулся. - Чушь! Это не поможет. Другие приходили и уходили, несолоно хлебавши. Гориллу вижу только я один. Особенно досадно, что мне приходилось скрывать этот факт в присутствии посторонних. Я видел, как она сидит в углу и смотрит, а приглашенные свидетели не замечали ни черта. Я поил их чаем или чем еще, читал всякую дребедень... поглядывая в угол... наконец, они уходили, так и не узнав, зачем их позвали..."
"Тогда попробуй как-нибудь на нее воздействовать, - пришло мне в голову. - Попробуй с ней побеседовать. Перекрестись, в конце концов".
Т. скроил недовольную физиономию и погрозил мне пальцем:
"Крест не помогает, крестился, пробовал. На обращения она не реагирует. А как-то иначе... не проси! Поверь - когда я смотрю на эту сволочь, меня словно парализует. То есть я могу ходить, чем-то заниматься, - Т. истерично хихикнул, - но дотронуться... или просто подойти вплотную... нет и еще раз нет! Я знаю, что если только попытаюсь, то сразу случится что-то ужасное".

Он замолчал и впился в кружку. Я поднял свою, пальцы же левой моей руки барабанили по липкому дереву. Прикинув в уме, я решил поделиться с Т. собственной историей. Коль скоро я не в состоянии помочь ему делом, то хотя бы укреплю его дух, показав, что не с ним одним происходят странные вещи.
"Послушай теперь меня, - обратился я к Т. - Чтобы тебе не было обидно, расскажу тебе сейчас одну штуку. В сравнении с твоей напастью она может показаться заурядной - тем более, что ты читаешь журнальчики, в которых о подобном пишут постоянно. Но вот перед тобой сидит и пьет пиво реальный человек, из мяса и костей, который видел НЛО. Клянусь! - и мой кулак с грохотом опустился на дерево стола. - Я попробовал заикнуться об этом на базе, но быстро смекнул, что дело добром не кончится. Наплел чего-то с три короба, и инцидент в силу общего раздолбайства был забыт. У меня был обычный тренировочный полет с пуском ракет и прочей канителью. Летел, как летал всегда, все на автомате, и вдруг засек эту дрянь. Классика - серебряное блюдце, горящие иллюминаторы, прозрачная дымка по окружности. Приборы показали, что объект - настоящий, не из области грез, и я изменил курс, намереваясь, естественно, разобраться, что к чему. Блюдце ловко увернулось и, как я ни старался, не подпускало меня к себе на желаемое расстояние. Тогда я, не слушая, что мне там визжат с земли, шарахнул по нему ракетой - атаковал, в общем. До сих пор не пойму, что на меня нашло, формально я не имел на это никакого права. На подходе к цели ракета взорвалась, а блюдце вильнуло и бесследно испарилось. Вот и вся история, если оставить за кадром разбирательства с командованием. Да, чуть не забыл - часы, понятное дело, отстали минут на пятнадцать. И наручные, и те, что в кабине. Такое ведь и раньше наблюдалось, согласен? Ты же человек начитанный".
"Да, - согласился Т. с отсутствующим видом. Похоже, мой рассказ произвел на него неожиданно сильное впечатление, и я этому удивился, потому что набивший оскомину НЛО не мог состязаться с поселившейся в городской квартире кикиморой. Т., наморщив лоб, спросил: - И как ты объясняешь его исчезновение? "
Я рассмеялся.
"Припух, собака, что тут объяснять! Сообразил, что рано или поздно его достанут, и свалил. Да что с тобой? Где ты витаешь? "
Т., чем-то чрезвычайно потрясенный, сидел с отвисшей челюстью. Моего вопроса он явно не слышал. Я поиграл пальцами перед его глазами, потом легонько толкнул:
"Очнись! "
Т. перевел взгляд сперва на меня, потом - на жалкую закуску, и в этом направлении взор его снова застыл. Я привстал, желая встряхнуть его всерьез, но Т. опередил меня, заговорив:
"Очень возможно, что ты, сам того не зная, мне здорово помог. Так бывает: ничего не значащее слово вдруг тащит за собой другое, из иной области, но самое что ни на есть нужное, долгожданное... короче, у меня выстроилась картина. Пожалуй, она уж давным-давно была готова. Не хватало малости, чтобы вытащить ее на Божий свет..."
Он даже протрезвел, речь его не была путаной болтовней человека, заглотившего с утра солидного ерша. Т. встал и начал застегивать пальто.
"Куда ты так резко? - огорчился я. - Брось! Так хорошо сидим. Давай по маленькой! "
"Извини, - покачал головой Т. - Обстоятельства изменились. Я должен срочно проверить одну вещь..."
Я шлепнул себя по лбу.
"Вот дурак! Сам же навел на какую-то ересь, и вот ты уходишь. Скажи хоть, что задумал?"
Но Т. упорствовал, и я отступил. Мы обменялись телефонами, и он едва ли не бегом покинул подвал. Я же огляделся, заметил за столиком в дальнем углу компанию моряков, и счел своим долгом присоединиться. Через полчаса я начисто забыл о Т. и плохо помню, как добрался до дома.

...На следующее утро, в воскресенье, я чувствовал себя настолько скверно, что Т. был последним, о ком мне хотелось думать.
В понедельник меня начало отпускать, во вторник стало просто замечательно, а в среду он позвонил мне сам, с работы, и предложил продолжить беседу в том же заведении.
После трехдневной болезни я сделался осторожнее, во мне уже не было субботнего задора, и я медлил с ответом, но Т. настаивал, и я уступил, дав себе слово быть умеренным во всем. В семь часов вечера я, полный решимости жить праведником, спустился в подвал. Т. ждал меня внутри, он созерцал полупустую пивную кружку. Вторая, изнутри заляпанная подсыхающей пеной, стояла рядом - видно, он давно ее прикончил.
Мы обменялись приветствиями, я сделал скромный заказ. Т. дождался, пока я утолю первичную жажду, и перешел к делу без вступлений, сразу. Монолог, который я выслушал, стараюсь привести в виде сжатом, но по возможности дословно, без комментариев.
"Помнишь ли ты, как я волновался, не случится ли что-то ужасное, если я, как ты предлагал, "воздействую" на гориллу? - осведомился Т. Я кивнул, и он ответил мне тем же: мы, дескать, друг друга поняли. - Могу тебе сообщить, что я был прав, ужасное случилось, но только не со мной, а с ней. Это - как бы вступление, затравочка, - он желчно скривился. - И насчет кошмара, привидевшегося во сне, ты был совершенно прав, но опять же - все следует поменять местами, сон был не мой. Вообще, начинать мне придется с набора банальностей. В том, что случилось, примечательна не событийная, так сказать, сторона, и даже не суть; куда сильнее я озабочен выводами. Итак, сперва позволь тебя еще раз поблагодарить. Твой НЛО, который удрал от греха подальше, позволил мне облечь смутные догадки в слова - и только тем обстоятельством, что он испугался твоей ракеты. Полагаю, что теория множественности миров для тебя не новость. Об этой множественности так много говорят и так мало знают в действительности, что все уже давным-давно восприняли ее как данность и досадливо морщатся, стоит кому-то завести о ней речь как о чем-то новом, свежем, оригинальном. Будем считать эту гипотезу общим местом номер один. Общее место номер два: соприкосновение с иной реальностью во сне. Ну, ты знаешь - человек, которому снилась бабочка, которой снилось, что она - человек, или что-то вроде этого. Тоже много болтовни, те же сложности с доказательствами, однако никто не возражает и в принципе соглашается с тем, что да, весьма возможно, и даже наверняка, погружаясь в сон, мы попадаем в какие-то нелепые места, граничащие с нашим привычным миром. Таким образом, сам понимаешь, мне было естественно предположить, что сплю не я, спит несчастная горилла. Физически она находится где-то очень далеко, в другом измерении, и там она мирно уснула, а сном ее оказалась здешняя действительность. То же самое произошло с твоей летающей тарелкой: сама тарелка, или же те, кто в ней находился, спали вне наших пространства и времени, и снился им сон про страшный летательный аппарат, пилот которого намерен разнести их на куски. Что происходит с человеком, которому приснился кошмар? Он просыпается от испуга. Твой НЛО, отчаянно перепугавшись, проснулся и тут же бесследно пропал. Следовательно, мне, чтобы избавиться от нечисти, требовалось привести ее в состояние панического страха. Если мой замысел удастся и гостья исчезнет, то я смогу считать себя автором величайшего открытия. Впрочем, я понимал, что даже в этом случае меня никто, помимо тебя, не станет слушать. Я вернулся домой, застал гориллу сидящей на том же месте, в той же позе, и перешел к решительным действиям. Я по-прежнему не смел к ней прикоснуться, и потому ограничился показом ей разных предметов в надежде на то, что какой-нибудь из них сможет ее напугать. Что это будет за вещь, я не имел ни малейшего представления. Откуда мне знать, каким законам логики или же паралогики подчинено мышление в мире, откуда явилась эта тварь? Я также не исключал, что и мышления-то как такового у нее нет, что это просто животное - животные ведь тоже спят и видят сны. Подобрать предмет оказалось задачей крайне сложной, я действовал наобум, демонстрируя попеременно то утюг, то чайный сервиз, то швабру с намоченной тряпкой, то кухонный нож - короче говоря, все, что попадалось под руку. Я зажигал спички, плясал вприсядку, корчил рожи, подносил к ее морде зеркало - все напрасно, горилла не шелохнулась. На это я угробил остаток субботы, все воскресенье и вечер понедельника со вторником, пока мне, наконец, не повезло. Я знаю, что мне именно повезло - с тем же успехом я мог бы трудиться еще многие, многие месяцы, если не годы. Что-то дернуло меня почитать ей вслух. Я снимал с полки том за томом, покуда не добрался до абсурдного Хармса. Ты спросишь, почему Хармс, и я не смогу объяснить, так что не спрашивай. Однако фактом остается то, что стоило мне приступить к декламации, как горилла, услышав первые строки этих сумбурных, нелепых стихов, встрепенулась. И - голову даю на отсечение - она ущипнула себя за предплечье. И тут же сгинула, словно никогда не приходила. Что такого страшного расслышала она в том бессмысленном наборе слов - загадка, которую никто никогда не разрешит. Я же говорил, что логика ее поведения нам не по зубам. Но так или иначе феномен состоялся и мои умопостроения оказались эмпирически подтвержденными. Горилла спала; сон ее, поначалу вполне безмятежный, стал оборачиваться страшной сказкой, и она поспешила проснуться. И вот здесь я всерьез задумался над подоплекой многочисленных аномалий и чудес, свидетелями которых время от времени становится человечество. После всего пережитого я с чистой совестью мог допустить, что любое таинственное явление, будь то полтергейст, полеты НЛО, йети, привидения или что другое, есть частичное перемещение в наши края уснувшего жителя иного мира. Мы же, как ни дико звучит, выступаем в роли ночного кошмара - вот почему до сих пор никому не удалось захватить в плен и подвергнуть исследованию ни одного из этих визитеров. Но если дело обстоит именно так, сказал я себе, то что мешает мне развить мою догадку, распространить ее шире - на все необъяснимое вообще, на все разновидности мистики? Так я неизбежно подошел к вопросу о божественном присутствии в мире. Логика неумолима: выходило, что божественные откровения, дарованные людям и людьми же засвидетельствованные, суть порождения божественного сна. Давным-давно Господь был юн - да что там, он был просто малым ребенком и много, как все маленькие дети спал. Сны ему снились страшные, и потому он был настолько суров по отношению к чудовищным "чадам", и в силу же младенческого возраста - столь непоследователен и абсолютно непредсказуем. Я готов пойти дальше: все, что создал Господь, он создал, возможно, во сне. Не исключено, что сон тот был сном в материнской утробе. Или по какой-то причине он употребил снотворное - снотварное, так будет точнее. Впрочем, это слишком смелая и наглая гипотеза. Но я продолжу: летели годы, Создатель рос, и спал все меньше, а являлся все реже. Покуда, в конце концов, не состарился и не стал страдать естественной для стариков бессонницей - вот почему мы уже длительное время не видим следов его непосредственного влияния. Но рано или поздно он заснет, и явится вновь. А после заснет навсегда и, вечным сном уснувший, останется с нами, в царстве Божественного кошмара, в Божественном аду, для нас же - в Царствии Небесном, где мы, вечно снящиеся Богу, никогда больше не умрем и не уснем. Мне, стоит лишь подумать о такой перспективе, вспоминается знаменитая песня, в которой поется, что "вечный покой сердце вряд ли обрадует". И я подумал: странная получается картина. Наступило Царство Божие, Бог навсегда уснул - иными словами, Он умер, и кто остался? Кто остается, когда устраняется Бог?.. Править наступившим Небесным Царствием? "

Т. выдохся. Он замолчал и мрачно, не глядя на меня, взялся за кружку, к которой на протяжении всего монолога не прикасался.
"Что я тут перед тобой разоряюсь, - молвил он неожиданно грубо. - Как будто тебя когда-либо интересовала вся эта чушь".
"Да, - подтвердил я с готовностью. Мне почему-то захотелось уязвить его. - Ты прав, мне было не слишком интересно. Я человек земной, далекий от вашей бредовой мистики. Приятно слышать, что твоя горилла переехала. А насчет Небес и прочего - ничего там нет. Точно тебе говорю - там пусто".
Т. молчал. Я со злорадством добавил:
"По-моему, ты спятил".
Он и здесь ничего не сказал.
Я почувствовал, что рад завестись без повода. Т. почему-то сделался мне неприятен, пиво отказывалось лезть в горло, и я заявил, что отпуску моему скоро конец, и есть еще незавершенные дела. Т., по-прежнему не поднимая глаз, понимающе затряс головой, и я оставил его в одиночестве.

...Мне нечего добавить к написанному. Но записи помогли, стало легче. Поневоле начнешь понимать Творца: когда привидится кошмар - туда его, скорее, на бумагу или в жизнь, тогда ненадолго освободишься, тогда сможешь жить и дышать - в степени, отмеренной лично тебе. Предметы и люди, вздохнув облегченно, вернутся в привычном виде, и среди них уже не найдется места химерам.

Copyright (С) июль 2000	К ОГЛАВЛЕНИЮ