Юрий Яковлев

1922-1996

на publ.lib.ru
(recommended)

на lib.ru

на deti.spb.ru

на bookz.ru

Муж старухи Эгер, горбоносый, с отвисшей лиловой губой, в длинном пальто, купленном как бы навырост, тряс головой и сиплым голосом кричал на весь двор:

- Пошли вон! Хулиганьё! Нашли место для безобразия!

Он расстроил игру своим криком.

- Чем мы вам мешаем? - простодушно спросил плотный Сашуня.

Муж старухи Эгер набросился на Сашуню:

- Я схожу к твоей  матери! Я тебя выведу на чистую воду!

Никто не понял, на какую чистую воду собирается он выводить Сашуню, но спорить было бесполезно. Смирнов-длинный состроил рожу и побежал к воротам.

В окне первого этажа, как в раме, показалась сама старуха Эгер в телогрейке из собачьего меха. Она улыбалась беззубым ртом и в двух пальцах фасонно держала папироску.

Ребята потянулись к воротам, и Мишка смекнул, что сейчас самое подходящее время уйти домой.

- Ребята, я пойду.

В его голосе не было уверенности, и ребята тут же загалдели:

- Брось ты! Подожди, сыграем!
- У нас Зойка болеет, а у меня лекарство.
- Что с вашей Зойкой? - спросил Смирнов-длинный.
- Кашляет.
- Подумаешь, кашляет! Я тоже кашляю. - Смирнов-длинный натужился и несколько раз через силу кашлянул: - К-хе, к-хе!

Мишка побежал за ребятами. На ветру нос стал красным. Мишка потёр его шершавым рукавом - нос запылал и покраснел ещё сильнее. Мишка спрятал его в кулак и держался за нос, пока рука не устала. В другой руке у него был пузырёк с бурой жидкостью, от которой даже сквозь пробку шёл приторный дух микстуры.

С улицы ребят погнала толстая дворничиха:

- Под машину хотите попасть? Да? А мне - отвечай?! Да?

Ребята устремились на сквер, но путь им преградили бабки, у которых в ногах разгуливали малыши, закутанные и неповоротливые, как водолазы. Бабки закричали:

- Детей покалечить хотите?! Это вам не место!

А где место? Надо было их спросить: «Где место?» Они бы наверняка сказали: «Ступайте во двор!» А во дворе муж старухи Эгер кричит: «Пошли вон!» Он гонит на улицу, а на улице: «Под машину хотите попасть? Да?»- толстая дворничиха. Получался заколдованный круг. Никому они не нужны. Отовсюду их гонят.

Ещё они пробовали играть на трамвайном кольце. Потом перелезли через кирпичную ограду и оказались на старом кладбище. Здесь никого не было, и они никому не мешали. Отсюда никто не гнал их. Ребята просто ходили между могил и размахивали палками. Над ними качались высокие чёрные деревья с пустыми вороньими гнёздами, а внизу, припорошённые первым снегом, стояли кресты, склепы, ангелы, ограды, похожие на спинки кроватей. От могил пахло хвоей.

Мишка шёл впереди и с любопытством глазел по сторонам. А за его спиной ребята перебрасывались словечками:

- Ты боишься покойников?
- Чего их бояться! Живых надо бояться.
- Попробуй приди ночью, если не боишься! Покойники все ходят в белом...
- Врёшь! Нашего деда хоронили в чёрном костюме.
- Так то - дед!
- А я видел покойника! Голова без носа, а под ней две косточки - крест-накрест.

На некоторое время ребята притихли. И Мишку подловила мысль о Зойке. Но он тут же забыл о больной сестрёнке.

Кладбище было большим и запущенным. Оно напоминало город с улицами, перекрёстками, закоулками - всеми покинутый город. Мишка с любопытством разглядывал склепы с выбитыми стёклами и покосившиеся кресты. За поворотом он наткнулся на ангела. Ангел как бы вылетел из-за дерева на больших аистиных крыльях. Голова откинута назад, руки выставлены вперёд, словно ангелу что-то предлагали, а он отказывался: «Спасибо, не хочу!»

Плотный Сашуня неожиданно крикнул:

- Нашёл генерала!

Ребята кинулись к нему. Мишка оставил ангела и тоже побежал к генералу. Он увидел чёрную плиту, на которой стёртыми буквами было написано:

«Генералу от инфантерии Ивану Фёдоровичу Молодцову - скорбящая вдова».

- Раньше генералов с саблями хоронили, - сказал плотный Сашуня - Скорбящая вдова наверняка положила в гроб саблю. Зачем ей сабля?

- Ни к чему ей сабля! - согласился Мишка.
- Сабля - это хорошо, - произнёс над Мишкиным ухом Смирнов-длинный.

Кто-то из ребят с другой дорожки крикнул:

- Тайного советника нашёл!

И все побежали к тайному советнику. У генерала от инфантерии остались только Мишка и Смирнов-длинный. Смирнов-длинный потоптался, потоптался на месте и предложил:

- Ты беги, а я стрелять буду. Идёт?
- Идёт, - согласился Мишка: почему бы не побежать, если ему тоже надоело глазеть на могилы. - Зажмурь глаза и считай до трёх... нет, до пяти.
- Давай!

Смирнов-длинный сморщил нос, зажмурился и стал считать. А Мишка стремительно побежал и притаился за чугунной решёткой. Он выбрал очень удобное место - самого его не было видно, но зато он прекрасно видел, как Смирнов прыгал на длинных пружинистых ногах от могилы к могиле и вытягивал шею.

Мишка долго сидел на корточках. Ему стало холодно и затекли ноги. Он не вытерпел и поднялся. Смирнов-длинный тут же заметил его и побежал к Мишке, выставив палку, как ружьё. Мишка перепрыгнул через белую плиту, протиснулся между деревьями и бросился в глубь кладбища.

Он бежал долго и всё никак не мог оторваться от преследователя. Вокруг уже никого не было. Голоса ребят замерли где-то позади, а навстречу летели новые кресты, ангелы, плиты, и не было конца этому мёртвому царству. Мишке показалось, что за ним скачет не его дворовый приятель, а настоящий враг.

Мишке всё же удалось оторваться от своего пре­следователя. Он прыгнул в сторону, нырнул в узкий проход, спрятался за серый камень и замер. Смирнов-длинный пробежал мимо. Мишка почувствовал облегчение. Он поднялся, на цыпочках вернулся к склепу и потянул за ржавую ручку. Петли омерзительно заскрипели. Мишка шагнул внутрь и плотно закрыл за собой дверь. Сердце громко стучало - оно ещё продолжало бег. Мишка сел на холодную плиту. В это время снова раздался режущий звук. Дверь распахнулась - на пороге стоял Смирнов-длинный. Он перехитрил Мишку. Подловил. Загнал в мышеловку.

- Сдавайся, руки вверх! - крикнул Смирнов-длинный.

И Мишка не узнал его голоса. Смирнов дышал влажным полуоткрытым ртом, и в его частом, сбивчивом дыхании звучал какой-то незнакомый хрип.

Мишке хотелось крикнуть: «Отстань, дай отдохнуть!»- но на него смотрели чужие, холодные глаза - глаза врага. Мишка поёжился, вскочил, отпрыгнул в сторону, споткнулся о плиту и едва удержал равновесие. Враг в два прыжка очутился рядом. Он ткнул Мишку в грудь палкой-винтовкой и прокричал:

- Жизнь или смерть?!

Мишка, естественно, ответил:

- Жизнь.
- Ты в плену, - сказал   Смирнов-длинный. - Поднимай руки.
- У меня замёрзли руки, - мирно сказал Мишка, - я без перчаток.

Но Смирнов-длинный угрожающе крикнул:

- Поднимай руки! Пленные всегда ходят с поднятыми руками.

Мишка нехотя вынул из карманов руки и поднял их над головой. Смирнов-длинный дал ему пинка, и Мишка вылетел из склепа.

- Ты не пихайся, - буркнул Мишка, - я могу и в ухо дать!

- Не можешь. Ты пленный.

Мишку рассердил этот Смирнов-длинный, который размахивал палкой, командовал и ещё давал волю рукам. Но, сам не понимая почему, он выполнял все требования своего конвоира.

- Пошли, пошли!
- Куда пошли?
- Я тебя приведу в штаб. Ты всё там расскажешь.
- Что - расскажешь?
- Про ребят. Про плотного Сашуню. Про Генку.
- Так ты же сам о них всё знаешь. Не хуже меня.
- Дурак! - отрезал Смирнов-длинный. - Ты пленный. Ты всё должен рассказать на допросе. Вынь руки из карманов, тебе говорят!
- «Кончим играть, - подумал Мишка, - дам ему в ухо». Дать в ухо теперь он не мог: он был пленным.

День подходил к концу. По кладбищу разлилась холодная предвечерняя синева. Она становилась всё гуще, и в ней постепенно расплывались очерта­ния крестов, деревьев, склепов. Мишка и его конвоир долго шли по безлюдному кладбищу в поисках несуществующего штаба, куда его, пленного, непременно нужно было доставить. У Мишки замёрзли ноги, шея, нос и особенно руки, которые полагалось держать над головой и нельзя было сунуть в карманы. А у Смирнова-длинного ничего не мёрзло, он шёл как ни в чём не бывало, покачиваясь на тонких ногах.

Уж лучше ругаться с мужем старухи Эгер или с толстой дворничихой, чем идти так по бесконечному лабиринту кладбища.

Мишка не выдержал и остановился:

- Я пойду домой!
- Нет! - жёстко отрезал Смирнов-длинный.
- У меня ноги замёрзли, понял?

Не понял ничего Смирнов-длинный. Он сказал:

- Ты мой пленный. Я должен доставить тебя в штаб.
- Какой ещё штаб? Все ушли домой.
- Почём я знаю... Может, и не ушли... Раз попал в плен - топай. Плен - не сахар.
- Зараза ты! - выдавил из себя Мишка и зашагал дальше.

Он никак не мог понять, что за непонятной властью обладал над ним Смирнов-длинный. Почему он, Мишка, не мог дать ему в ухо, а идёт с поднятыми руками, словно ему в спину направлен ствол настоящей винтовки!

В полумраке над его плечом снова вырос ангел. На этот раз ангел ни от чего не отказывался, а уронил голову на грудь и развёл руки, словно хотел сказать: «Ей-богу, ничего не могу сделать». Мишка был в таком же положении, как этот ангел: он ничего не мог сделать, а шёл по пустынному кладбищу, как приказывал Смирнов-длинный.

Когда совсем стемнело и только снег слабо отсвечивал на узких дорожках, конвоир зашагал впереди - он был уверен, что пленный никуда не денется. Чувство отчаяния подступило к Мишке. Ему начало казаться, что он всю жизнь идёт с поднятыми руками и никто не спешит ему на помощь. И вообще некому приходить, потому что произошла катастрофа. Все исчезли. Никого не осталось. Только синий ледяной воздух кладбища, кресты и впереди узкая, раскачивающаяся из стороны в сторону спина Смирнова-длинного... А Зойка, наверное, кашляет ещё сильнее, и мечется в жару, и ждёт спасительной микстуры. Но Смирнову-длинному наплевать на Зойку. Он ни за что не перестанет играть. Впился, как клещ, его не оторвёшь. Спина качается из стороны в сторону. Мишка почувствовал ненависть к этой спине. Он остановился. Засунул руку в карман. Нащупал пузырёк с лекарством. И непослушной, окоченевшей рукой с яростью за­пустил пузырёк в узкую спину. Он промахнулся. Пузырёк ударился о каменную плиту и со звоном разбился. Смирнов-длинный резко обернулся:

- Ты что?
- Я бросил в тебя гранату, - жёстко сказал Мишка, - Ты убит.
- Не считается, - глухо отрезал Смирнов-длинный, - Ты пленный. У пленных отбирают гранаты. И вообще всё отбирают.
- Ты же не отобрал у меня.
- Отобрал.
- Нет, не отобрал!.. Вот черепки... - Мишка нагнулся и стал шарить рукой по снегу. - Была у меня граната.
- Не считается, - стоял на своём Смирнов-длинный. - У пленных вообще ничего не считается. Пошли в штаб...

И снова захрустели шаги.

Безмолвная тьма окружила конвоира и пленного. Кладбищу не было конца. Мишка давно перестал ориентироваться - заблудился в его лабиринте. Но Смирнов-длинный с тупым упорством шёл впереди, и Мишка был уверен, что конвоир знает дорогу - просто дорога очень длинная.

Мишка запустил в карман руку и почувствовал непривычную пустоту. Пузырька не было. Зойка осталась без лекарства. Что теперь с ней будет? Может быть, она умрёт... от кашля, и её принесут сюда, в безмолвную ледяную мглу. От этой мысли его бросило в жар. Он чуть не заплакал от своего бессилия и жалости к Зойке.

В безмолвии кладбища шаги отдавались так гулко, словно по морозному снегу шагало множество ног. Может быть, Смирнов-длинный взял в плен не только Мишку, но там, сзади, скрытые во тьме, шагают с поднятыми руками все Мишкины друзья и близкие. И больная Зойка идёт по снегу босиком, в длинной белой рубашке...

Через некоторое время в сплетении тёмных веток конвоир и пленный заметили слабый свет. Не сговариваясь, они прибавили шагу. И вскоре очу­тились у братской могилы, где горел вечный огонь. Около огня грелась стайка нахохлившихся воробьев. Они, видимо, привыкли к огню, как к снегу и к траве, - ведь огонь был вечным. Мишка протянул окоченевшие руки - воробьи разлетелись. Смирнов-длинный оставался стоять в стороне. Его не ин­тересовали ни свет, ни тепло. Он был железным или каменным - не мёрз, не уставал, не отчаивался. И от этого его власть над пленным становилась ещё сильней.

Огонь обжигал, но Мишка не отнимал рук. Постепенно они оттаяли, помягчали. Мишка сунул нос в тёплый кулак - в нос впилось множество иголок. Но это была приятная боль - боль согревания. У огня был оазис тепла. От него не хотелось уходить. И тут при свете пламени Мишка прочёл слова, высеченные на граните:

«Лучше умереть стоя, чем жить на коленях».

Слова обожгли, словно были написаны огнём. Они загремели, хотя никто не произносил их вслух. Они были обращены к Мишке, который не принял смерть и стал пленником Смирнова-длинного.

А генерал от инфантерии не пожелал жить на коленях. И он похоронен с саблей. И вдова скорбит по нему. По Мишке никто не скорбит. Его ругают дома, а Смирнов-длинный командует им как хочет.

- Пошли!

Мишка не отозвался. Он продолжал стоять на месте, всё ещё находясь во власти огненных слов. Лучше умереть стоя...

- Слышишь, пошли!

Мишка резко повернулся к Смирнову-длинному и крикнул ему в лицо:

- Не буду больше пленным. Стреляй! Умру стоя.

Сперва Смирнов-длинный ничего не понял. По­том смысл Мишкиных слов дошёл до него, и он сказал:

- Надо было раньше... умирать.

«Надо было раньше умирать», - повторил про себя Мишка. Он почувствовал, что совершил ошибку там, в склепе, когда поднял руки. Надо было не поднимать руки, и на вопрос «жизнь или смерть» ответить: «Смерть!» Надо было упасть на землю, сражённому пулей. И смерть представилась Мишке избавлением - без боли, без страшного ожога, без медленного окаменения. Он видел себя лежащим в траве на поле боя. Струйка крови пропитала рубашку. Пустая каска откатилась в сторону. Над ним стоят его товарищи - плотный Сашуня, Гена, Лёва, Серёжка, Толя. И муж старухи Эгер, и толстая дворничиха, и бабки со сквера - все пришли, все скорбят.

Надо было умирать раньше! А разве сейчас поздно?

Мишка сорвался с места и зашагал в глубину кладбища. Смирнов-длинный безмолвно затрусил за ним. Он уже не кричал: «Подними руки!», а посапывал, еле поспевая за своим пленным. Наверное, Смирнов-длинный боялся, что Мишка убежит и ему некого будет привести в штаб,

И вдруг он сказал:

- Ладно. Я придумал. Я убью тебя при попытке к бегству. Идёт?
-  Идёт, - согласился Мишка.
- Я пойду впереди. Ты - за мной. Потом ты кинешься в сторону и побежишь. Я открою огонь.
- Идёт, - повторил Мишка.

Смирнов-длинный обогнал его и зашагал впереди. Конечно, лучше привести в штаб живого пленного. Но если штаба нет, то можно убить врага при попытке к бегству.

Вечный огонь несколько раз мелькнул между веток и растворился в устойчивой темноте зимнего вечера. Перед Мишкой снова качалась узкая спина врага. Теперь она обладала какой-то странно притягательной силой. Мишка почувствовал, что не может оторваться от неё, она видит его и сразу убьёт наповал, стоит ему сойти с дорожки. Тёмные склепы превратились в блиндажи, кресты - в противотанковых «ежей», проходы между могил - в ходы сообщения. А плотная, обволакивающая тишина стала тишиной перед выстрелом. Мишка оробел. Смерть уже не казалась ему сладкой...

- Ну, ты бежишь? - не  оглядываясь, спросил Смирнов-длинный.
- Бегу... Сейчас бегу, - отозвался Мишка и вдруг почувствовал, что если он сейчас не кинется в эту жуткую тьму, то всю жизнь будет идти за качающейся спиной, с поднятыми руками. Как с берега в холодную воду, кинулся он в сторону.
- Бах! Ба-бах! - сиплым голосом выкрикнул Смирнов-длинный.

Мишка упал и прижался к земле. Он был убит при попытке к бегству. И ждал, когда Смирнов-длинный уйдёт. Игра кончена. Точка поставлена. Но удаляющиеся шаги так и не прозвучали в напряжённой тишине. Вместо них послышался голос:

- Мишка, ты где?

Мишка молчал. Он решил, что Смирнов-длинный придумал какое-то новое продолжение игры. Мишка затаился и ждал. Смирнов-длинный не уходил. Мишка рассердился, вскочил и сердито крикнул:

- Проваливай отсюда!

В ответ послышалось хриплое дыхание.

- Чего ты не уходишь?
- Жду тебя.
- Не жди! Я убит. Ты же сам убил меня... при попытке к бегству.
- Я не убил тебя.
- Врёшь! Ты убил меня! - возмутился Мишка. - Мы договорились. Я бежал - ты выстрелил.
- Я промахнулся.
- Нет. Ты попал точно.
- Я промахнулся, - стоял на своём Смирнов-длинный. - Пошли. Я убью тебя позже... когда выйдем в город, на трамвайном кольце.

Мишка молчал. Он думал. Не всё ли равно, где быть убитым - на кладбище или на трамвайном кольце? Главное, не уступать Смирнову-длинному. Если уступить ему - всё начнётся сначала: вернётся страшная власть и конвоир снова будет кричать: «Подними руки!», и гнать Мишку в неведомый штаб, где нужно всё рассказывать о своих товарищах. Дудки, Смирнов-длинный! Мишка повернулся к зашагал прочь. Всё кончено. Пусть Смирнов-длинный идёт один. Он прибавил шагу. Смирнов-длинный не отставал. Мишку это рассердило. Он прыгнул в сторону и спрятался за памятником. И тут же услышал голос своего врага:

- Мишка!

Мишка молчал. Смирнов-длинный подождёт, подождёт и уйдёт. Надоел он Мишке смертельно.

- Мишка, ты где?

Чего ему надо? Хватит Мишке этих игр. Катись ты, Смирнов-длинный, подальше! Но тот никуда не катился, а стоял на дорожке, растерянно всматри­вался в темноту и звал Мишку. Теперь в его сиплом голосе что-то сломалось, перестало быть твёрдым. Голос уже не командовал, а просил:

- Слушай, Мишка, не убегай! Хочешь - возьми меня в плен... Я пойду рядом... Поднять руки?
- Не надо мне твоих рук! - не выдержал Мишка.
- Пленный должен держать руки над головой, - пояснил Смирнов-длинный. - Я подниму руки.

Мишка никак не мог понять, что произошло. Он не допускал мысли, что Смирнов-длинный может испугаться, сбиться с дороги, окоченеть. Что ему делать со своим добровольным пленным, в какой штаб вести его, из какого ружья стрелять, если он побежит? Мишка вышел из укрытия и зашагал по дорожке. Добровольный пленный поскакал за ним на своих длинных пружинистых ногах. Руки он держал над головой. Но Мишка не видел этого, его не интересовали руки Смирнова-длинного, сам-то он засунул руки глубоко в карманы и вынимал их по очереди, чтобы погреть нос.

Было уже поздно, когда они выбрались с кладбища. Они попали на трамвайное кольцо, где звучал уютный перезвон, тепло светились окна и была жизнь. Смирнов-длинный шёл молча, а Мишка насвистывал какую-то забытую песенку.

У фонаря Смирнов-длинный остановился и тихо сказал:

- Мишка, я не чувствую уха.

Мишка присмотрелся к уху пленного и увидел, что оно белое. Он нагнулся и подхватил горсть снега.

- Ты что? - испуганно спросил Смирнов-длинный и втянул голову в плечи.
- Стой! Терпи! - скомандовал Мишка своему пленному и принялся растирать ему отмороженное ухо.

Смирнову-длинному было очень больно, но он не орал, только дышал часто, как после бега, и пугливо косился на Мишку, ожидая от него подвоха.

- Не верти головой! Стой!

Он оказался не железным, потому что у железных не отмерзают уши. Он только прикидывался железным. Прикидывался он здорово.

Мишка тёр ухо с ожесточением. Каждый раз, когда он наклонялся за новой порцией снега, Смирнов-длинный говорил:

-  Может быть, хватит? Может быть, хватит?
- Терпи! Оно должно покраснеть. Не мотай головой! - требовал Мишка и снова принимался тереть отмороженное ухо врага.

OCR: Елена Воскресенская