Серьезный ответ
пародии Романовского
на стихотворение
Цветаевой "Моим стихам" -->

Я, за шиворот куртки вибриссы втянув,
В океане шумов исполосканный,
Точно также учился следить тишину,
Формы жизни ценя отголосками.

Нет, не нам мировое добро подстрекать:
Мы в реликтовом поле растеряны,
Не проникнет бестактная злая строка -
Наше частное предупреждение -

Сквозь ушные затычки ледовой брони.
А пророчествам, к сроку отчалившим,
Лишь шершавая пробка невнятных страниц
И картонная флейта молчания.
 

подражание
Романовскому-->

Выхлоп кисел, и в нем, затюлен,
Корродирует подоконник.
Раб выдавливается, и тюбик
Выжат мной до голодных колик.
Взгляд из носика был разучен
Влезть в бойницы ночного логова -
А течет сволочная сущность, 
Портя лица бетонным блокам.
 

Д.З., к дискуссии
о возможности
заразиться
туберкулезом *-------->

На всех стволах цветет готический лишайник.
Цикута в парке в кулаке сжимает зонтик.
Хлебнувши смелости, войдите в лепрозорий.
На всех стволах цветет готический лишайник.
Отбросьте золото - вы те же горожане.
Рука оставила железный рубль в подзоле.
На всех стволах цветет готический лишайник,
Цикута в парке в кулаке сжимает зонтик.
 

Затмение---->

А мир заметил свой просчет,
Когда закат запеленали.
Подлезший с краю мелкий черт
Из-под ребра достал фонарик.
У темноты беря числом,
Проткнул с ладони дымный порох
И пару кратких метких слов
Сцедил под занавес эпохи.

Магнитной стрелкой различать
И расплести ветра и реки -
За кончик слабого луча,
За каплю силы батарейки
Изъятый с лункой коренной,
За корешками формуляров
Возникший рваться через ночь,
Пока не сел аккумулятор.
 

Горизонт
ковыля -->

см. также

На краю тишины, где железной подошвой
Не пылят горизонт, не мешают цвета, -
Тот, кто знает, что отдых лишь на день продолжен,
Отбывает часы и таращится вдаль,

В мир, где щурит прицел остроглазый наводчик -
Не посметь приподнять головы ковыля!
Поле боя, что ливень разгладил наощупь,
Кто бежал - исследил, кто привык - ковырял.

И набат поплывет, и промолвят: приплыли -
Агрономы и авторы календарей...
А вдали - горизонта не видно за пылью,
Обернешься назад - голова в ковыле.

И сощурит зрачок остроглазый наводчик
На негромкую трель своего ремесла.
Приближаясь к лицу, пробужденная почва
Дернет стремя и властно потребует: слазь!

На посту тишины, где все медленней стрелки,
Все тревожней и явственней та сторона,
Волчьи морды задрав, мы молили: скорее!
Все спокойно, и ночь на поруки сдана.

День горит над степями - недремлющий лучник,
Не посметь приподнять головы ковыля...
Слушай - ухо к земле: все ли благополучно?..
Все - лишь корни погибшей травы говорят. 

Л.Б.
----->

(лето 2002)

Как уснет за столом большинство голосов -
 В бег от лозунгов старого дела -
Пограничными рейками воткнут в песок
 Частый след от внетактных шедевров.
От ладоней и губ, от песка и зерна, -
 Рвется к небу, набатно-всклокочен,
Твой безмерно глубокий чудной резонанс,
 Голос грусти - живой колокольчик.

Я б ловил твои пальцы губами - 
По лицу бы - гитарную трель!
Где-то стихла акустика пьяных компаний,
Где-то некому глаз утереть.

Здесь к утру далеко не застольны слова,
 И героям бессмертных трилогий
Здесь испарину теплой ладони со лба
 Слижет ветреный шепот тревоги.
В облаках, как в карманах штанов, пропадут
 Звездопады, и странный проезжий
Баллистической битой грозит в высоту
 Поиграть в городки стоунхеджей.

 ...Перенесшее оспу светило,
 Теплый кролик на лике блесны -
Вдоль лица - горизонт поперечным пунктиром,
 Но черты далеки и бледны.
 

О.Л.----->

см. также

Не мучайте глаз безмолвием -
Я слаб и без этих утрат!
Пусть - строки честны, как молнии,
Пусть будет далек антракт,
Пусть будет недолгой пауза -
Ее проколи, продля
Стихи над полночной памятью 
О жажде длинного дня,

(для рефрена:
О вере длинного дня,
О поиске длинного дня...)

Пусть строчка, пробившись, вырвется
О славе и о конце,
Плывет над всенощной вывесок,
в моей голове концерт.
Пусть вам возвратится сторицей,
Чего у нас не отнять -
Я выйду Колумбом истории

На поиски длинного дня...

Т.Ю.-->

(во время концерта
во "Втором Этаже"
14.02.2002)

см. также

Взгляд очищался лишь там, где ты пела.
Ветер на час, инсталляция веры -
Воздух залит килограммами пепла,
Чад составляя с твоей атмосферой.

Глаз перехвачен гитарным пунктиром
Легких, трепещущих в панике ритма.
...После тебя - так немыслимо тихо
Веко хранит все, что ты сотворила.
 

Сцена на ночном
Казанском вокзале.

О. Л., с глубокой симпатией
и ожиданием встречи

27.02.2002-->

Ночь плеснула топленого света в лицо,
Полумесяц твоей головы серебря.
Мы скользим через фосфорный мелкий песок
В ветряной, забирающий ввысь звукоряд
В куполах арматур поднебесных сетей.
Взгляд в занозах составов унял разговор,
Наши черные куртки обнявшихся тел
Ночь посыпала пемзой огня с головой;
И в карьере вокзала - ее апатит,
Золотые огарки ее фитилей...

Когда поезд кивнул в перспективу пути,
Я остался лицом у тебя на стекле.
 

Посвящение --->

Тем, кто знает железнодорожный покой,
Проклиная в моторном нечетные числа.
Кто, на сахар поспоривши с проводником,
Получает короткий конец зубочистки.
Кто смеется на жест циферблата белеть
Для тягающих вещи иных ненормальных.
Кто узнает, какой ему нужен билет,
В тонких пальцах непоровну спичку ломая. 
 

*)>

Идущий мимо адлерский состав.
Я знаю каплю счастья дня в вагоне - 
Здесь, даже если карту распростать, -
Ни возраста, ни участи спокойней.

Мне выдан дальний пропуск - за кордон
Пристанища разнообразной жерди.
Я слышал жест скрипичных проводов,
И в нем ни писка нотных выражений.

У них к утру - росистая броня
Зеленой жести, холодок снаружи.
И сколько потных линз ни упражнять,
Лишь рельсы не смыкаются в окружность.

...Гудок, предупредительно - натружен,
И гулко сортируют порожняк.
 

поезд

Москва-Петербург -->

С первым звонким толчком отметая долги,
В ночь на кожаной полке растянут,
Беспокойный паломник поверхность доски
Исступленно таранит локтями.
Город брошен, и вслед на плывущих столбах -
Голубые снежинки наверший,
Как прощаешь в пути. Как не стоило спать,
Ощущая спиной: путь наезжен
И такими, как ты. Трасса сзади чиста,
И жетон не пропустит второго,
Где домены сбиваются в монокристалл
И чернеет под окисью провод.
 

поезд Москва-Голутвин -->

Бумажный север празднует листву
Луженым басом, в розницу и бодро.
И в радужках соседа все плывут
Ячейки скандинавского кроссворда,
Рабочий полдень в средней полосе
Все поры наколол и губы вспенил.
Здесь пепел расквадраченных газет
При жизни целлюлозы - тот же пепел.
 

По голосу -->

Ольге Лехтонен,
после концерта в Санкт-Петербурге
во дворике бывшего рок-клуба
(Рубинштейна, 13) 

Я слышал голос.
Не хочу другого -
Вчера, просеянный проспектным ситом,
Я полюбил ортогональный город
С твоим лицом - всесеверным и сильным.

Он звал. 
И нет театра справедливей
Для чистой ноты - трепетной и частной:
Асфальт - окаменевший крупный ливень
И полукольца всплесков на брусчатке.

Он верил.
Город, твой кустарь - художник,
Перекрестив десятки направлений,
Собрался в полукруг к твоим подошвам
И инструменту на худом колене.
 

*---->

О. Л., Л. Е.,
после концерта
во дворике
бывшего
рок-клуба.

Ночь с петлянием рельсов меня перетрут,
Пол трамвая удержит - полого и цепко.
В восхищенных ушах вместе с дребезгом струн
Замирают луженые глотки концерта.
Я люблю вас до жара в промокших висках -
Наплести с разогрева и каяться завтра -
Ваши лица на фоне маршрутов и карт,
Ваши узкие плечи - за тканевый запах.
Полным горлом ловить остывающий штиль;
Обжигаясь отчаянной капелькой риска,
С непредсказанным завтра без страха шутить
И плечами касаться локтей альтруистов.
 

(*) ---------->

Мужская рифма в городе ветров -
Чужом - умом и перспективой - дальнем.
Траве в щелях брусчатки вышел впрок
Характер с окончаньем на ударном.
Здесь кровь металла зеленит, застыв,
Хребты быков струей речного нерва.
Здесь глаз едят расколы высоты
И перекаты северного неба.
И смятого свинца не разгонял 
Иных веков свистящий перешепот.
Нормированный базисный сквозняк
Засунул за рукав холодный шомпол.